Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Вначале миссию разместили в американском посольстве (площадь Гросвенор-сквер, 1), но затем переселили в расположенный рядом многоквартирный дом, сделав специальный проход, соединявший два здания. Описывая кабинет Гарримана в послании одному из своих друзей, Мейклджон отмечал: «Мистер Гарриман достиг какого-то муссолиниевского эффекта (хотя такое сравнение вовсе не пришлось бы ему по душе), поскольку его кабинет – очень большая комната, некогда служившая гостиной в довольно изящной квартире»[949]. Мейклджона особенно порадовало, что его собственный кабинет разместился в бывшей столовой этой квартиры: отсюда вела дверь на кухню, где имелся холодильник, что позволяло ему регулярно поставлять шефу продукты, дабы тому легче было справляться с регулярными обострениями язвы желудка, с давних пор терзавшей его.

Эти офисные помещения и сами в чем-то смахивали на холодильник. В письме управляющему зданием [коменданту] Гарриман жаловался, что температура воздуха здесь – 65 градусов по Фаренгейту [+18 ℃], тогда как рядом, в посольстве, – 72 [+22 ℃].

О его одежде, отправленной в чистку, по-прежнему не было никаких вестей.

Теплый прием, сразу же оказанный ему Черчиллем, теперь старались повторять по всему городу: в офис Гарримана поступали многочисленные приглашения на ланчи, обеды, ужины, уик-энды в загородных домах. Его настольный календарь распух от договоренностей о встречах – прежде всего с Черчиллем, но еще и с Профессором, Бивербруком и Исмеем. График Гарримана быстро стал весьма сложным, но приобрел повторяющийся географический ритм – «Кларидж», «Савой», «Дорчестер», Даунинг-стрит. При этом он ни словом не упоминал опасность попасть под бомбы люфтваффе (если не считать ежемесячных поездок в Дитчли, обусловленных фазами Луны).

Одним из первых (Гарриман только-только приехал в Лондон) стало приглашение от Дэвида Нивена, который сейчас, в 31 год, был уже опытным актером, сыгравшим множество ролей – от раба (не упомянутого в титрах) в «Клеопатре» 1934 года до заглавного героя фильма «Раффлс» 1939 года[950]. С началом войны Нивен решил приостановить свою актерскую карьеру и вновь поступить в Британскую армию, где он уже служил – с 1929 по 1932 год. Теперь его записали в отряд коммандос. Решение Нивена удостоилось личной похвалы Черчилля, когда они встретились на званом ужине (Черчилль еще занимал пост Первого лорда Адмиралтейства). «Молодой человек, – заявил Черчилль, пожимая ему руку, – вы совершили замечательный поступок, пожертвовав весьма многообещающей карьерой ряди того, чтобы сражаться за свою страну. – Немного помолчав, он с веселым блеском в глазах (как описывал это сам Нивен) добавил: – Имейте в виду: если бы вы этого не сделали, это было бы низко!»[951]

В свое время Нивен познакомился с Гарриманом в «Солнечной долине» и теперь писал ему, поскольку собирался в Лондон на побывку и хотел узнать, нельзя ли будет встретиться с Гарриманом, чтобы где-нибудь «поесть и посмеяться»[952]. Нивен также предложил Гарриману временное членство в своем клубе «Будлс» – с оговоркой, что пока все члены «Будлса» пользуются помещениями «Консервативного клуба», поскольку их здание только что получило «визитную карточку» от люфтваффе.

Нивен отмечал, что «Будлс» – клуб «очень старый и степенный, когда-то его членом был Алый Первоцвет[953], однако, несмотря на все это, вы по-прежнему можете получить здесь лучший ужин, который вам по-прежнему подадут лучшие официанты в Лондоне».

Гарриман провел свою первую пресс-конференцию 18 марта, во вторник (уже во второй день своего пребывания в Лондоне), выступив перед 54 репортерами и фотографами. Здесь собрались 27 корреспондентов, представлявших Британию и континентальную Европу, а также 17 американских (в том числе Эдвард Марроу из CBS). У всех 10 фотографов, вооруженных фотоаппаратами и переносными вспышками, карманы были полны одноразовых ламп. Гарриман, подобно Черчиллю, очень внимательно относился к тому, как его воспринимает публика. Он понимал, как важно это восприятие во время его пребывания в Лондоне, так что после пресс-конференции он даже попросил редакторов двух из бивербруковских газет опросить своих корреспондентов на предмет их искренних впечатлений о том, как он выступил (не сообщая им, что это он сам интересуется их мнением). Редактор Daily Express Артур Кристиансен ответил уже на следующий день – прислав «"холодный" отчет», который и желал получить Гарриман.

«Мистер Гарриман был слишком уклончив, – писал Кристиансен, цитируя корреспондента Express, отправленного на эту пресс-конференцию. – Он с готовностью улыбался, он держался очень любезно, и это создавало у репортеров впечатление, что он приятный и симпатичный человек, однако было очевидно, что он не собирается говорить ничего такого, что поставило бы его в неловкое положение на родине. ‹…› Он давал ответы с несколько чрезмерной задержкой, а это лишь усиливало ощущение, что он ведет себя настороженно»[954].