Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Гарриман попросил такой же отчет у Фрэнка Оуэна, редактора бивербруковской газеты Evening Standard. Тот передал ему комментарии, которые редактор отдела новостей получил утром от шести репортеров. «Конечно же, – писал Оуэн, – они не знали, для чего предназначаются эти комментарии. И они довольно откровенно сплетничали»[955].

Вот некоторые из этих замечаний:

«Слишком юридично и сухо».

«Больше похож на преуспевающего английского адвоката, чем на американца».

«Чересчур педантичен: слишком уж долго подбирает точную фразу, которая передаст то, что он имеет в виду. А это довольно скучно».

То, что он обладает немалым личным обаянием, стало ясно всем. После одной из последующих пресс-конференций некая корреспондентка сказала Кэти, дочери Гарримана: «Ради всего святого, в следующий раз, когда мне придется освещать его выход к прессе, попросите своего отца – пускай наденет противогаз, чтобы я смогла сосредоточиться на том, что он говорит»[956].

Тогда же, 19 марта, в среду, в полдевятого вечера, Гарриман присоединился к Черчиллю, ужинавшему на Даунинг-стрит, 10 в бронированной подвальной столовой, – и почти сразу же сумел воочию оценить две вещи, о которых он прежде лишь слышал. Он понял, каково это – пережить массированный воздушный налет, и осознал саму храбрость премьер-министра.

Глава 83 Мужчины

В том, что касалось распорядка питания, Черчилль не шел на уступки бомбардировщикам. Основная трапеза дня[957] всегда происходила у него поздно – как и в этот вечер среды, когда они с Клементиной приветствовали Гарримана в подвальной столовой дома 10 вместе с двумя другими гостями – послом Энтони Биддлом и его женой Маргарет (оба летели с Гарриманом на «Атлантик Клиппере» из Нью-Йорка в Лиссабон).

Вечер был ясный и теплый, освещенный половинкой луны. Ужин уже начался, когда сирены воздушной тревоги начали свои завывания, взмывающие по нотам нескольких октав: это первые из (как потом выяснилось) пяти сотен бомбардировщиков проникли в воздушное пространство над лондонскими доками, в Ист-Энде, неся фугасные бомбы, парашютные мины и более 100 000 зажигательных канистр. Одна бомба разрушила бомбоубежище: мгновенно погибли 44 лондонца. Большие парашютные мины опускались на землю в Степни, Попларе и Вест-Хэме, где они разрушали целые кварталы. Запылали две сотни пожаров.

А ужин на Даунинг-стрит продолжался как ни в чем не бывало – как будто никакого налета нет. После трапезы Биддл объявил Черчиллю, что хотел бы лично посмотреть, «каких успехов Лондон добился по части мер противовоздушной обороны». Черчилль тут же пригласил его и Гарримана проследовать вместе с ним на крышу. Авианалет еще продолжался. По пути они надели стальные каски и захватили Джона Колвилла и Эрика Сила, чтобы и те могли (как выразился Колвилл) «полюбоваться этим приятным зрелищем»[958].

Чтобы подняться на крышу, потребовались некоторые усилия. «Фантастическое восхождение, – писал Сил жене, – по каким-то вертикальным лесенкам, по длинной круговой лестнице, а потом – сквозь крошечный люк на самом верху какой-то башни»[959].

Поблизости вовсю грохотали зенитные орудия. Вечернее небо повсюду полосовали копья света – прожекторные расчеты охотились на бомбардировщики, рыщущие наверху. Время от времени на фоне луны и звездного неба появлялся силуэт самолета. Высоко над головой ревели моторы, и эти звуки сливались в общий гул.

Черчилль и его спутники, все в касках, оставались на крыше в течение двух часов. «Все это время, – сообщал Биддл в письме президенту Рузвельту, – он с разными интервалами получал отчеты из различных частей города, подвергшихся бомбардировке. Это было невероятно интересно».

На Биддла произвела впечатление явная храбрость и энергия Черчилля. Посреди всего этого (вдали стреляли орудия и рвались бомбы) премьер процитировал фрагмент элегии Теннисона «Локсли-холл» 1842 года, где поэт весьма прозорливо писал:

И высоко над равниной плоскою земли,
Меж собой сцепясь отважно – бьются корабли.
В громе бури слышен ясно и сраженья гром,
И на землю капли крови падают дождем[960].

Все находившиеся на этой крыше уцелели, но в ходе шестичасового налета погибли около 500 лондонцев. В одном лишь районе Вест-Хэм лишились жизни 204 человека. Все трупы отправили на Ромфорд-роуд, в морг при Муниципальных банях, где, согласно отчету инспектора Скотленд-Ярда, «работники морга, не обращая внимания на время и голод, среди запаха крови и разлагающейся плоти классифицировали и описывали изувеченные человеческие останки и фрагменты тел и конечностей», сумев опознать всех погибших, кроме трех[961].

Позже посол Биддл отправил Черчиллю записку, где благодарил его за эти впечатления и хвалил его лидерские качества и отвагу. «Находиться рядом с вами было замечательно», – отметил он.