Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

В Лондоне субботний вечер и ночь на воскресенье выдались особенно темными, так что, когда Мейклджон, секретарь Гарримана, отправился на Паддингтонский вокзал встречать нового сотрудника миссии, оказалось, что отсутствие луны в сочетании со светомаскировкой платформ совершенно исключает возможность разглядеть, кто же сходит с поезда. Впрочем, секретарь захватил с собой фонарь и надел пальто с меховым воротником, предупредив прибывающего, чтобы он высматривал именно этот наряд. После тщетных поисков Мейклджону пришло в голову, что лучше расположиться в каком-нибудь заметном месте и подсвечивать свой воротник фонариком. Так он и поступил – и вскоре новый сотрудник благополучно нашел его[971].

Гарриман в этот вечер уехал из города, чтобы снова провести некоторое время в Чекерсе. На сей раз его сопровождал новый американский посол – Джон Уайнант, назначенный Рузвельтом взамен Джозефа Кеннеди, который все больше терял благосклонность президента и в конце предыдущего года подал в отставку. И Уайнант, и Гарриман намеревались поужинать в поместье и там же переночевать. За ужином Гарриман сидел напротив Памелы, невестки Черчилля. Позже, описывая этот момент, она говорила: «Я никогда не встречала такого привлекательного мужчины»[972].

Она признавала, что он значительно старше ее. Но она с юных лет замечала в себе тягу к мужчинам постарше. «Меня не забавляли и не интересовали ровесники, – подчеркивала она. – Меня привлекали мужчины, чей возраст сильно превышал мой. С ними я чувствовала себя очень непринужденно». Она никогда не ощущала истинного комфорта, находясь рядом со сверстниками. «Мне повезло – началась война, и все это в общем-то перестало иметь значение, и я тут же стала проводить время с теми, кто сильно старше меня, и обнаружила, что с большой радостью их развлекаю, кем бы они ни были».

Она не придавала значения тому, что Гарриман женат. Да и он тоже не придавал этому значения. К тому времени, как он прибыл в Лондон, его брак застрял на плато взаимного уважения и отсутствия сексуального интереса. Его жена Мэри Нортон-Уитни была на дюжину лет моложе, чем он, и руководила художественной галереей в Нью-Йорке. Они познакомились в 1928 году, когда она была замужем за богатым нью-йоркским плейбоем Корнелиусом Вандербильтом-Уитни. Мэри и Гарриман поженились в феврале 1930 года, после того как Гарриман развелся со своей первой женой. Впрочем, к описываемому времени у обоих начались романы на стороне. Многие полагали, что миссис Гарриман спит с Эдди Дучином, миловидным и подтянутым руководителем одного из нью-йоркских джазовых оркестров. Дучин тоже был женат.

Собственный брак Памелы стремительно разваливался, и по мере его разрушения росло ее ощущение свободы. И она была уверена, что впереди у нее более увлекательная жизнь. Она была молода и прекрасна, к тому же находилась в центре черчиллевского круга. Она писала: «Шла ужасная война, но, если вы были подходящего возраста и оказались в подходящем месте в подходящее время, картина складывалась захватывающая».

С учетом того, что Гарриман теперь почти постоянно находился в черчиллевском кругу, было совершенно ясно, что они с Памелой встретятся снова и будут видеться часто – к вящей радости Макса Бивербрука, министра авиационной промышленности и коллекционера секретов (некоторые именовали его «министром полуночных дел»[973]).

В этот уик-энд настроение в Чекерсе было радужным и по другим причинам. В предыдущие дни британские войска захватили важные территории в Эритрее и Эфиопии, а в Югославии (после антигерманского переворота) пришло к власти новое правительство, быстро аннулировавшее пакт, который страна недавно заключила с Гитлером. 28 марта, в пятницу, Черчилль отправил радостную телеграмму Гарри Гопкинсу в Вашингтон. Начиналась она такими словами: «Вчера был великий день». В ней отмечалось, что Черчилль находится «в самом тесном контакте с Гарриманом»[974]. Джон Колвилл писал в дневнике, что Черчилль «провел немалую часть уик-энда, расхаживая – или, точнее, спотыкаясь – по Главному залу под звуки граммофона (игравшего военные мелодии, вальсы и самые вульгарные песенки медных [джазовых] оркестров), все время оставаясь погруженным в глубокую задумчивость»[975].

Воскресенье принесло очередные хорошие новости: в сражении у греческого мыса Матапан Королевский военно-морской флот сумел (опираясь на разведданные из Блетчли-парка) вовлечь в бой и, по сути, полностью разгромить итальянский флот, и без того потрепанный в результате того поражения, которое он потерпел прошедшей осенью.

Мэри Черчилль, по-прежнему находившаяся в Стэнстед-парке и смаковавшая воспоминания о вечерних и ночных танцах, пришла в восторг от этих известий. «Весь день мы ощущали такое ликование», – записала она в дневнике. Днем они с Эриком Дунканноном долго гуляли по благоуханному весеннему парку поместья. «По-моему, он очаровательный», – писала она о своем спутнике[976].