Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Но Америка была совсем не единственной его проблемой. Воскресное обращение не слишком остудило недовольство, закипавшее среди его оппонентов, главным из которых был Ллойд Джордж (ему скоро представится возможность его высказать). 29 апреля, во вторник, Гастингс Лис-Смит, и. о. председателя парламентской фракции лейбористов, воспользовался существующим в парламенте правом на «личное замечание», чтобы задать вопрос непосредственно Черчиллю – поинтересовавшись, «когда состоится дискуссия по поводу военной ситуации».

Черчилль ответил, что не только назначит дискуссию, но и призовет палату общин голосовать за резолюцию по ее итогам о том, что «палата одобряет политику правительства Его Величества по отправке помощи в Грецию и выражает уверенность в том, что наши операции на Среднем Востоке и на всех других театрах военных действий будут осуществляться правительством с наивозможным рвением».

Разумеется, это будет, по сути, и голосование по вопросу о доверии лично Черчиллю. Выбор времени показался кое-кому символичным, а то и зловещим: дебаты должны были пройти ровно через год после парламентского голосования, которое сместило премьер-министра Чемберлена и привело к власти Черчилля.

Между тем Геббельс в Берлине размышлял о мотивах выступления Черчилля и о потенциальном воздействии этой речи. Он внимательно следил за развитием отношений между Америкой и Британией, прикидывая, как его пропагандисты могли бы наилучшим (для Германии) образом повлиять на них. «В США продолжают бушевать споры вокруг вмешательства и невмешательства, – записал он в дневнике 28 апреля, в понедельник, на следующий день после черчиллевского обращения. Результаты трудно было предсказать. – Мы проявляем максимально возможную активность, однако вряд ли сумеем добиться, чтобы нас услышали на фоне оглушительного еврейского хора. В Лондоне все последние надежды возлагают на США. Если в самом скором времени ничего не произойдет, Лондон окажется перед лицом полного уничтожения»[1033]. Геббельс чувствовал нарастающую на Британских островах тревогу: «Они больше всего опасаются сокрушительного удара в ближайшие недели или месяцы. И мы должны приложить все усилия, чтобы оправдать эти страхи»[1034].

Он разъяснил своим подручным, как лучше всего использовать само обращение Черчилля для того, чтобы дискредитировать британского премьера. Черчилля следовало всячески высмеивать за слова о том, что после посещения районов, подвергшихся бомбардировке, он вернулся в Лондон «ободренным и даже освеженным». В особенности надлежало уцепиться за то, как Черчилль описывал те войска, которые он перебросил из Египта в Грецию для того, чтобы противостоять немецкому вторжению. Черчилль заявил в своем выступлении: «Получилось так, что дивизии, имеющие возможность взяться за эту задачу и лучше всего пригодные для нее, сформированы в Новой Зеландии и Австралии – и лишь около половины всех войск, которые приняли участие в этой опасной экспедиции, пришли из метрополии». Геббельс радостно ухватился за эти слова: «И в самом деле, так получилось! Неизменно "получается", что британцы всегда где-то в арьергарде; кроме того, всегда получается, что они отступают. Так уж получилось, что среди убитых и раненых не оказалось британцев. Так уж получилось, что во время [немецкого] наступления на западе главные жертвы понесли французы, бельгийцы и голландцы. Так уж получилось, что норвежцам пришлось обеспечивать прикрытие для британцев, мощным потоком бегущих к себе домой из Норвегии».

Он велел своим пропагандистам подчеркивать, что Черчилль, предпочтя публичное радиообращение, тем самым избежал вопросов, которые последовали бы после его выступления в палате общин. «Там его слова могли бы подвергнуть сомнению, ему могли задать неудобные вопросы». В дневнике Геббельс написал: «Он боится парламента».

Несмотря на военные и политические заботы, Черчилль нашел время для того, чтобы написать послание с соболезнованиями Юберу Пьерло, премьер-министру Бельгии, находящемуся в изгнании.

Даже во время войны происходили трагедии, которые не имели никакого отношения к пулям и бомбам, но обычно под ежедневным натиском других печальных событий их как-то забывали. Двумя днями ранее, примерно в половине четвертого дня, машинист экспресса, следовавшего от вокзала Кингс-Кросс в Ньюкасл, заметил небольшое падение тяги двигателя, показывавшее, что где-то в составе задействован стоп-кран. Он продолжал движение, рассчитывая остановиться у ближайшей сигнальной будки – на случай, если ему понадобится вызвать помощь по телефону. После того как кто-то потянул за второй стоп-кран, машинист совершил полное торможение, для которого (с учетом скорости поезда и того факта, что он ехал по длинному уклону) потребовалось около трех минут.