Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Это посещение потрясло Черчилля так, как еще не потрясала ни одна из его поездок в города, пострадавшие от бомбежек, и произвело на него глубочайшее впечатление. Сам объем разрушений, порожденных пятью ночами бомбардировок, затмевал всё, что он видел прежде. Целые микрорайоны оказались стерты с лица земли. В районе под названием Портленд-сквер прямое попадание в бомбоубежище мгновенно убило 76 человек. Черчилль посетил местную военно-морскую базу, на которой в ходе этих рейдов погибли и получили ранения многие моряки. Сорок раненых лежали на койках в спортзале, а в другом его конце, за коротенькой занавеской, приколачивали крышки к гробам, где находились их менее везучие собратья. «Стук молотков наверняка жутко было слышать раненым, – писал Джон Колвилл, сопровождавший Черчилля, – но разрушения оказались такими, что этим больше негде было заняться»[1039].

Когда автомобиль Черчилля проезжал мимо камеры, принадлежавшей съемочной группе компании British Pathé (она снимала кинохронику), он воззрился в объектив взглядом, в котором, казалось, смешивались удивление и скорбь.

В Чекерс он вернулся в полночь, измотанный и опечаленный тем, что увидел. Его встретил целый вал очередных дурных известий: один из драгоценных эсминцев Королевского военно-морского флота был потоплен у берегов Мальты и теперь блокировал вход в ее Великую гавань; проблемы с двигателем задержали транспортный корабль, переправляющий танки на Средний Восток; британское наступление в Ираке натолкнулось на неожиданно сильное сопротивление иракской армии. Сильнее всего удручала длинная обескураживающая телеграмма от Рузвельта, в которой президент, похоже, отрицал важность обороны Среднего Востока. «Лично меня новые территориальные захваты Германии не огорчают, – писал Рузвельт. – На всех этих территориях, вместе взятых, мало сырья – недостаточно, чтобы поддерживать огромные оккупационные силы или оправдать их использование»[1040].

Далее Рузвельт выдал довольно бестактную фразочку: «Так держать!»

Бесчувственность президентского ответа ошеломила Черчилля. Подтекст казался вполне ясным: Рузвельта интересует лишь та помощь, которая будет напрямую способствовать безопасности Соединенных Штатов от немецких атак; президента мало заботит, падет ли Средний Восток. Черчилль написал Энтони Идену: «Мне представляется, что по ту сторону Атлантики произошел значительный откат назад – и что нас, сами того не сознавая, во многом предоставили нашей собственной участи»[1041].

Колвилл заметил, что нагромождение скверных новостей, пришедших в этот вечер, погрузило Черчилля «в такую мрачность, в какой я никогда прежде его не видел».

Премьер продиктовал ответ Рузвельту, стараясь показать важность Среднего Востока с точки зрения долгосрочных интересов самих Соединенных Штатов. «Мы не должны питать чрезмерную уверенность, что последствия потери Египта и Среднего Востока не будут серьезными, – убеждал он Рузвельта. – Эта потеря существенно повысит риски в Атлантическом и Тихом океанах, а также, скорее всего, продлит войну, со всеми сопутствующими страданиями и военными опасностями»[1042].

Черчиллю начинало надоедать явное нежелание Рузвельта бросить Америку в бой. Прежде он надеялся, что Соединенные Штаты и Британия вот-вот станут сражаться бок о бок, но всякий раз действия Рузвельта не оправдывали черчиллевские нужды и ожидания. Да, пресловутые эсминцы явились важным символическим подарком[1043], а ленд-лизовская программа и ее эффективное исполнение с помощью Гарримана – прямо-таки подарком небес; но Черчиллю стало очевидно, что всего этого недостаточно: лишь непосредственное вступление Америки в войну гарантирует победу в обозримое время. Впрочем, положительным результатом долгого обхаживания американского президента стало то, что теперь премьер-министр по крайней мере мог выражать свои тревоги и пожелания напрямую и более откровенно – не опасаясь оттолкнуть Америку как таковую.

«Мистер президент, – писал Черчилль, – я уверен, что вы поймете меня правильно, если я искренне выскажу вам свои мысли. На мой взгляд, единственный решающий противовес пессимизму, нарастающему в Турции, на Ближнем Востоке и в Испании, возник бы в том случае, если бы Соединенные Штаты выступили рядом с нами как военная сила»[1044].

Перед тем как отправиться спать, Черчилль собрал Гарримана, «Мопса» Исмея и Колвилла на ночной разговор у камина, поведав им нечто вроде геополитической истории с привидениями, где описал (как вспоминал Колвилл) «мир, в котором Гитлер правит всей [континентальной] Европой, Азией и Африкой, не оставляя нам и США иного выбора, кроме как заключить с ним неохотный мир». Если Суэц падет, говорил им Черчилль, «Средний Восток будет потерян, и гитлеровский "новый порядок", стремящийся превратить всех в роботов, получит импульс, который может по-настоящему оживить его»[1045].