Черчилль заявил, что война дошла до переломного момента – такого, который определит не победителя, а скорее то, будет война короткой или очень долгой. Если Гитлер приберет к рукам контроль над иракской нефтью и украинской пшеницей, «никакая стойкость "наших плимутских братьев" не сократит срок этих ордалий».
Колвилл приписал мрачность Черчилля тем впечатлениям, которые премьер недавно получил в Плимуте. На протяжении ночи Черчилль не раз повторял: «Никогда не видел ничего подобного».
Глава 91
Субботнее утро выдалось ослепительно солнечным – и пронизывающе холодным. Первая неделя мая оказалась необычно зябкой, по утрам бывали заморозки. «Холод невероятный, – записал Гарольд Никольсон в дневнике. – Как в феврале»[1046]. Мейклджон, секретарь Гарримана, стал то и дело наполнять ванну в своей квартире горячей водой, чтобы пар проникал в гостиную. «По крайней мере это дает хороший психологический эффект», – отмечал он[1047]. (В Германии тоже стояли холода. «Поля за окнами покрыты глубоким снегом, – жаловался Йозеф Геббельс. – А ведь считается, что сейчас почти лето!») Многие деревья в Чекерсе уже начали выпускать первые, почти прозрачные листочки, что придавало пейзажу нечто пуантилистическое – словно он выполнен кистью Поля Синьяка[1048]. Два близлежащих холма, Кумб-Хилл и Бикон-Хилл, окутались мягкой зеленой дымкой. «Все очень поздно, – писал Джон Колвилл, – но листья на деревьях наконец распускаются»[1049].
Черчилль пребывал в необычном раздражении. «Премьер мало спал, поэтому все утро вел себя вспыльчиво», – писал Колвилл. К ланчу Черчилль сделался «угрюмым». Непосредственная причина такого настроения не имела никакого отношения ни к войне, ни к Рузвельту: он обнаружил, что Клементина потратила весь его драгоценный мед (присланный ему из австралийского Квинсленда) на сущие пустяки – на подслащивание ревеня.
Днем явился Эрик Дунканнон, поклонник Мэри Черчилль, – в сопровождении своей сестры Мойры Понсонби, той девушки, вместе с которой Колвилл некогда осматривал в Стэнстед-парке упавший немецкий бомбардировщик. Появление Дунканнона явилось неожиданностью для всех, включая Мэри, и не для всех стало таким уж желанным: вообще-то его приглашали на завтрашний – воскресный – ланч, теперь же он делал вид, будто ему предложили пробыть в поместье весь уик-энд.
Его присутствие добавило дню напряжения. Эрик явно ухаживал за Мэри, и было похоже, что он собрался сделать ей предложение. Мэри приняла бы его с готовностью, но ее огорчал недостаточный энтузиазм семьи по этому поводу. Мать возражала; сестра Сара открыто насмехалась над самой этой идеей. Им казалось, что Мэри просто еще слишком молода.
Днем Черчилль расположился в саду поработать над всевозможными служебными записками и директивами. Картина плимутских разрушений оставалась в его сознании все такой же яркой. Его злило, что немцы сумели атаковать город с воздуха на протяжении пяти ночей из девяти – при минимальном противодействии со стороны Королевских ВВС. Он по-прежнему возлагал большие надежды на воздушные мины Профессора, хотя все остальные, судя по всему, не воспринимали их всерьез. Явно испытывая немалую досаду, Черчилль продиктовал записку главному маршалу авиации Чарльзу Порталу и Джону Муру-Брабазону, новому министру авиационной промышленности, – спрашивая, почему эскадрилья Королевских ВВС, которой поручено применение воздушных мин, до сих пор не укомплектована в полном составе (в нее должны были входить 18 самолетов).
Он писал: «Как получилось, что лишь семь [самолетов] готовы к бою – притом что им вообще почти никогда не разрешают подняться в воздух? Почему такому городу, как Плимут, позволили подвергнуться пяти почти еженощным воздушным налетам, а это устройство не применили ни разу?» И почему, спрашивал он, воздушные мины не запустили на пути немецких радиолучей, по которым бомбардировщики находили свои цели? «На мой взгляд, этому оружию уже много лет продолжают создавать препоны, и именно это не позволяет ему достичь совершенства, – писал он. – Недавние действия [Королевских] военно-воздушных сил против ночного налета оказались весьма неудачными. Вы не можете себе позволить пренебрегать методом, который в пересчете на все те случаи, когда он применялся, дал необычайно высокий процент положительных результатов»[1050].