Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

В конце концов слуги подали шампанское, бренди и сигары – что чудесным образом улучшило общее настроение. Такого рода оживление, которым сопровождался прием напитков в ходе обеда или ужина, было для Черчилля довольно обычным явлением, как еще раньше отмечала Дороти, жена лорда Галифакса. В начале трапезы Черчилль обычно был «немногословным, ворчливым и отстраненным», писала она. «Но затем, размягчившись под действием шампанского и хорошей еды, он становился совсем другим человеком – очень милым и веселым собеседником»[247]. Однажды Клементина стала порицать его за то, что он так много пьет. Он ответил: «Учти, Клемми, что я больше беру от алкоголя, чем алкоголь берет у меня»[248].

Разговор за столом все больше оживлялся. Черчилль принялся вслух зачитывать телеграммы поддержки, которые поступили из самых разных уголков империи, – явно желая и подбодрить себя, и воодушевить всех остальных. При этом он сделал отрезвляющее наблюдение: «Сейчас война неминуемо станет для нас кровавой, но я надеюсь, что наш народ смело встретит бомбардировки и что гансам не понравится наше угощение. Какая трагедия, что нашу победу в предыдущей войне украла у нас кучка слабаков»[249]. Под «слабаками» он имел в виду сторонников чемберленовской политики умиротворения.

Затем собравшиеся вышли прогуляться по поместью. Черчилль, его зять Дункан и детектив-инспектор Томпсон отправились в розарий, а Колвилл, Профессор и Диана – к противоположной стороне дома. Солнце зашло в 21:19. Уже поднялась яркая луна, она была во второй четверти, до полнолуния оставалось пять дней. «Было светло и замечательно тепло, – пишет Колвилл, – но размещенные вокруг дома часовые в касках, с примкнутыми штыками, не давали нам забыть об ужасах действительности»[250].

Колвилла часто вызывали к телефону, и всякий раз он после этого отправлялся на поиски Черчилля – «разыскивать Уинстона среди роз», как выразился он в дневнике. Французы, сообщил он Черчиллю, все ближе к капитуляции.

Черчилль ответил:

– Скажите им… что, если они позволят нам завладеть своим флотом, мы никогда этого не забудем, но, если они сдадутся, не посоветовавшись с нами, мы никогда этого не простим. Мы замараем их имя на тысячу лет вперед!

Немного помолчав, он добавил:

– Но, конечно, пока не говорите им этого[251].

Несмотря на поступавшие новости, настроение Черчилля продолжало улучшаться. Он стал угощать спутников сигарами; в темноте начали вспыхивать спички. Среди красных огоньков сигар он читал наизусть стихи и обсуждал войну с почти восторженным оживлением[252]. Время от времени он напевал припев популярной песенки, которую исполнял мужской комический дуэт «Фланаган и Аллен»:

Стреляет фермер из ружья – пиф-паф, эгей-гей-гей,
Беги, бедняга кролик, беги скорей, скорей, скорей.

(В ходе войны песня станет неизмеримо более популярной, когда Фланаган с Алленом станут петь «Беги, Адольф, беги».)

Тут Черчиллю поступил телефонный звонок от Джозефа Кеннеди, американского посла в Великобритании. Колвилл пришел за премьером в розарий. Мгновенно помрачнев, Черчилль обрушил на Кеннеди «поток красноречия, описывая роль, которую Америка может и должна сыграть в спасении цивилизации», записал Колвилл в дневнике[253]. Черчилль укорил посла, что обещания США оказать финансовую и промышленную помощь являют собой «посмешище на исторической сцене».

В час ночи Черчилль и его гости собрались в центральном зале. Премьер улегся на диван, попыхивая сигарой. Он рассказал парочку рискованных анекдотов и немного поговорил о том, как важно увеличить объемы производства истребителей для Королевских ВВС.

В половине второго он поднялся, чтобы отправиться спать, и сказал присутствующим:

– Спокойной ночи, дети мои.

В эту ночь Колвилл записал в дневнике: «Это был и самый драматичный, и самый фантастический вечер в моей жизни»[254].

Глава 13 Изъязвление

В воскресенье, в половине восьмого утра, узнав, что Черчилль проснулся, Колвилл передал ему свежий отчет о положении во Франции, поступивший как по телефону, так и в форме документа (доставленного курьером). Колвилл принес эти депеши в комнату Черчилля. Премьер лежал в постели – «напоминая умильную свинку в шелковом жилете»[255].

Черчилль решил назначить внеочередное заседание кабинета уже на 10:15. Оно должно было пройти в Лондоне. Пока Черчилль завтракал в постели, его камердинер и дворецкий Сойерс наполнял для него ванну. Все в доме стремительно взялись за дело. Миссис Хилл готовила свою портативную пишущую машинку, а водитель Черчилля – автомобиль. Детектив-инспектор Томпсон осматривал местность – не притаились ли поблизости наемные убийцы. Колвилл побежал одеться и собраться, после чего поспешно позавтракал.