Страх и ненависть в Лас-Вегасе

— Здоровый мексикос.

— Послушайте, я доктор журналистики. С чего это я вдруг буду здесь тусоваться с каким-то мексикосом?

Они засмеялись: «Тогда это что?» — и сунули мне в лицо большую фотографию, где мы с адвокатом сидели за столиком во вращающемся баре.

Я пожал плечами.

— Это не я. Это некий Томпсон. Работает в «Роллинг стоун» … очень опасный человек, буйный псих. А рядом с ним киллер мафии в Голливуде. Да каким местом вы на эту фотку смотрели? Какой нормальный человек станет ходить в одной черной перчатке?

— Это мы заметили. Где он сейчас?

Я пожал плечами.

— Он быстро передвигается. Задания приходят ему из Сент-Луиса.

Они пристально на меня посмотрели.

— А ты откуда все это знаешь?

Я быстро засветил перед ними свой золотой значок Полицейской благотворительной ассоциации, повернувшись спиной к толпе.

— Ведите себя естественно. Не палите меня.

Они все еще стояли там, когда я уезжал в Белом ките. Парковщик пригнал машину как раз вовремя. Я дал ему пятерку и со стильным визгом покрышек выехал на улицу.

Все было кончено. Я подъехал к «Фламинго» и загрузил весь свой багаж в машину. Попытался поднять верх, чтобы избавить себя от посторонних взглядов, но моторчик не работал. Лампочка генератора горела ярко красным огнем с того раза, когда я загнал тачку в озеро Мид для испытания на водонепроницаемость. Беглый осмотр приборной панели показал, что все электрические схемы в машине накрылись пиздой. Ничто не работало. Даже фары — а когда я нажал на кнопку кондиционера, под капотом что-то неприятно громыхнуло.

Верх заклинило где-то на середине, но я решил дотянуть до аэропорта. Если это корыто сломается по дороге, я всегда могу бросить его и вызвать такси. К чертям это хлам из детройтской лавочки. Нельзя допустить, чтобы им это сошло с рук.

Когда я добрался до аэропорта, всходило солнце. Я оставил Кита на VIP-стоянке. Его принял мальчишка лет пятнадцати, но я отказался отвечать на его вопросы. Его очень расстроило общее состояние машины. «Боже мой! — восклицал он. — Как так случилось?» Он ходил кругами вокруг тачки и показывал на всевозможные вмятины, царапины и трещины.

— Я знаю, — сказал я. — Ее раскурочили к херам собачьим. В этом проклятом городе вообще нельзя ездить на кабриолетах. Самая жесть была на бульваре напротив «Сахары». Знаешь, там на углу собираются все торчки? Они там вдруг все как с цепи сорвались.

Паренек попался не слишком сообразительный. Он сразу побледнел и теперь пребывал в состоянии немого испуга.

— Не волнуйся, — сказал я. — Я застрахован.

Я показал ему договор, где мелким шрифтом было написано, что я застрахован от всех видов ущерба всего за два доллара в день.

Когда я сбежал, паренек все еще кивал. Я чувствовал себя виноватым из-за того, что впарил ему машину. Но объяснить обширные повреждения было невозможно. Машина была растерзана и убита? груда металлолома. В обычных обстоятельствах меня бы схватили и арестовали, когда бы я попытался ее сдать … но не в такую рань, и не с этим пареньком. В конце концов, я был «Особо важной персоной», иначе бы мне вообще не дали напрокат эту машину ….

Что посеешь, то и пожнешь, думал я, спеша в аэропорт. Еще было слишком рано, чтобы вести себя адекватно, так что я спрятался в кофейне с газетой «Лос-Анджелес Таймс» в руках. Где-то в коридоре автомат играл «Еще одну затяжку». Я прислушался, но мои нервные окончания потеряли всякую чувствительность. Единственной песней, которую я мог на тот момент воспринимать была "Mister Tambourine Man". Или "Memphis Blues Again" ….

«Ооо, мама … неужели это конец?»

Мой самолет вылетал в восемь, а значит, мне предстояло убить два часа. Чувствуя себя отчаянно незащищенным. Я не сомневался, что меня ищут, что кольцо вокруг меня смыкается … всего лишь вопрос времени, когда меня загонят, как бешеное животное.

Я бросил весь свой багаж в лоток. Все, кроме сумки, полной наркотиков. И «Магнума». Есть ли в этом аэропорту металлоискатели? Я прогулялся к выходу на посадку, стараясь не привлекать к себе внимания, и осмотрел территорию на предмет черных ящиков. Ни одного не увидел.

Я решил рискнуть — тупо прошмыгнуть через ворота с широкой улыбкой на лице, рассеяно бормоча про «серьезный спад на рынке скобяных изделий…»

Просто еще один коммивояжер-неудачник. Во всем виноват Никсон. Точно. Я решил, что будет выглядеть естественнее, если я найду с кем поболтать — обычный обмен репликами между пассажирами:

«Здорово, дружище! Думаешь, наверно, что я так потею? Ну так елки-палки! Газеты сегодня читал? Ты не поверишь, что эти твари придумали в этот раз!»

Сойдет. Но я не мог найти никого, с кем можно спокойно поговорить. Весь аэропорт был заполнен людьми, которые выглядели так, будто готовы вцепиться бы мне в глотку при одном моем неверном движении. Меня обуяла паранойя … я почувствовал себя как маньяк-потрошитель в бегах от Скотленд-Ярда.