За пять миль отсюда у меня была стычка с ДПК. Не остановился и не съехал на обочину: никакой обычной мотни. Я всегда пристойно водил машину. Возможно, немного быстро, но без сомнения мастерски и с природным чувством дороги, что признают даже легавые. Еще не родился тот полицейский, который недобросовестно и без удовольствия выполнял бы свой безжалостный долг, замеряя скорость
Немногие люди понимают психологию общения с патрульным из дорожной полиции. Нормальный водила, превысивший скорость, сразу запаникует и остановится, как только увидит за своей спиной здоровую красную мигалку… а потом начнет извиняться, моля о пощаде.
А это неправильно и недостойно. Подобная реакция пробуждает презрение в сердце легавого. Вот что надо делать, когда мчишься на скорости сто миль или около того и видишь вдруг у себя на хвосте ярко-красную мигалку ДПК, – просто поддай
А этим ты даешь ему понять, что ищешь удобного места съехать с дороги и спокойно поговорить… продолжай сигналить, и когда подкатываешь к ведущему в гору обгонному пути, рядом с которым маячит дорожный знак – «Максимальная скорость 25», – рассчитывай на крутой поворот… а трюк состоит в следующем – неожиданно соскочить с фривэя, заставив его мчаться в горку на скорости сто миль в час, не меньше.
Подстраиваясь под тебя, он начнет тормозить, но лишь через мгновение поймет, что ему на той же скорости придется делать поворот на 180 градусов… а ты должен быть
Рассудительности поначалу ждать от него не приходится… но это без разницы. Дай ему успокоиться. Он захочет услышать первые слова. Предоставь ему самому их произнести. Его мозг пребывает в смятении: он может нести всякий вздор или даже вытащить пистолет. Раскрути его: продолжай улыбаться. Фишка в том, чтобы показать ему, что ты всегда полностью контролируешь себя и свою машину – тогда как
Когда он остынет настолько, чтобы спросить у тебя права, задачу облегчает полицейский значок или удостоверение прессы в твоем бумажнике. У меня такое имелось, но в руке также неожиданно оказалась и банка «Бадвайзера». До этого момента я понятия не имел, что ее держу. Я парил в воздухе, чувствовал себя хозяином положения… но когда посмотрел вниз и увидел этот маленький красно-серебристый убийственный факт в своей руке, то понял, что облажался…
Превышение скорости – одно, а вот вождение в нетрезвом виде – совсем другое. Легавый, похоже, ухватил, что я обосрал все свое представление, забыв о пивной банке. Его лицо расслабилось, теперь он и вовсе улыбался. Ровно как и я. Потому что в то самое мгновение мы оба въехали, что моя дорожная буря в стакане, вздорная, шумная эскапада пошла псу под хвост: мы оба наложили в штаны ровным счетом из-за ничего – факт пребывания банки пива в моей руке делал любое возражение против «превышения скорости» несущественным.
Левой рукой он принял от меня раскрытый бумажник, а затем правая потянулась к банке.
– Можно, я возьму?
– Какие вопросы, – сказал я.
Он взял ее, встряхнул и вылил все пиво на дорогу между нами.
Я улыбнулся, больше не сдерживаясь: «Оно все равно нагрелось». Прямо за мной, на заднем сиденье Акулы, валялось с десяток банок теплого «Бадвайзера» и около дюжины грейпфрутов. Я совсем о них забыл, но сейчас они были вопиющим в пустыне фактом, который никто из нас не мог игнорировать. Моя вина была слишком велика и нестерпима, так что все объяснения бесполезны.
Легавый просек ситуацию.
– Ты осознаешь, – начал он, – что преступление состоит…
– Да, – прервал я его. – Знаю. Я виновен, понимаю. Я знал, что это было преступление, но все равно на него пошел. – Я пожал плечами. – Черт, да о чем спорить? Я – преступник гребаный.
– Вот странная реакция, – заметил он.
Я уставился на него, впервые заметив, что общаюсь с молодым парнем с горящими глазами, лет тридцати, несомненно получавшим наслаждение от своей работы.
– Ты знаешь, – сказал легавый, – у меня такое ощущение, что тебе надо вздремнуть, – он покачал головой. – Там впереди есть стоянка для отдыха. Почему бы тебе там не остановиться и не поспать несколько часов?
Я тут же понял, какое предложение он мне делает, но по какой-то безумной причине замотал головой:
– Вздремнуть не поможет. Я слишком долго был на ногах – три или четыре ночи. Даже не могу вспомнить. Если сейчас засну то вырублюсь на двадцать часов.