Страх и отвращение в Лас-Вегасе: Дикое Путешествие в Сердце Американской Мечты

Но в комнате снова стало тихо. Адвокат вернулся обратно в кресло и, смотря « Миссия невозможна », лениво возился с гашишной трубочкой. Она была пуста.

– А где этот опиум? – спросил он.

Я бросил ему саквояж.

– Будь осторожен, – предупредил я его. – Там не так много осталось.

Он захихикал и отправился в ванную комнату.

– Как твой адвокат, я советую тебе не забивать голову всякой ерундой. Прими чуток из маленькой коричневой бутылочки в моем бритвенном наборе.

– Что это?

– Адренохром, – сказал он. – Много тебе не понадобится. Просто небольшая дегустация.

Я взял бутылочку и сунул в нее головку бумажной спички.

– Правильно делаешь, – заметил он. – Эта чума делает чистый мескалин похожим на имбирное пиво. Если примешь слишком много, то совершенно рехнешься.

Я облизал конец спички.

– Где ты это достал? – спросил я. – Ты не можешь это купить.

– Не парься. Он кристально чистый.

Я с укоризной заметил:

– Господи! Какого монстра ты подцепил в качестве клиента на этот раз? У этого продукта есть только один источник…

Он кивнул с довольным видом.

– Адреналиновые железы из живого человеческого тела. Они не годятся, если ты достаешь их из трупа.

– Знаю, – отозвался он. – Но у того чувака не было с собой наличных. Один из тех фриков-сатанистов. Он предложил мне человеческую кровь – говоря, что я улечу так, как никогда еще в жизни. Я думал, что он шутит, и сказал ему, что со мной можно расплатиться примерно унцией чистого адренохрома или просто подогнать мне пососать свежую адреналиновую железу.

Я уже почувствовал, как меня зацепило. Первая волна прихода напоминала комбинацию мескалина и метедрина. «Может, мне пойти искупаться», – подумал я.

– Да, – сказал мой адвокат. – Они шили тому парню растление малолетних, но он клянется, что этого не делал. «На фига мне ебать детей?  – заявил этот хрен. – Они же такие маленькие!» — Он всплеснул руками. – Господи, да что я мог сказать? Даже самый проклятый оборотень имеет право на адвоката… Я не решился завернуть этого выродка. Он мог выхватить мизерекордию и свалить, вырезав мне шишковидную железу.

– Почему бы и нет, – поддакнул я. – Он наверняка достал для этого Мелвина Белли.

И кивнул, едва ли в состоянии говорить. В моем теле происходило такое, будто я вставил два пальца в розетку в 220 вольт.

– Черт, мы должны запастись этим дерьмом, – пробормотал я из последних сил. – Просто схавать его в один присест и посмотреть, что произойдет.

– Чем этим?

– Вытяжкой из шишковидки.

Адвокат удивленно посмотрел на меня и сказал:

– Уверен. Это хорошая идея. Один глоток этой дряни, и ты, бля, превратишься в подобие медицинской энциклопедии! Старый, твою голову разнесет, как арбуз, и ты за два часа прибавишь в весе фунтов сто… когти, кровоточащие бородавки, а потом обнаружишь, что у тебя на спине выросло шесть огромных волосатых сисек…

Он многозначительно покачал головой.

– Старый, я перепробовал почти все: но даже в самом страшном сне не коснусь шишковидной железы. На прошлое Рождество кто-то подсунул мне дурман вонючий, корень весил, должно быть, около двух фунтов – на год хватило бы, но я съел всю эту проклятую хуйню за двадцать минут!

Я наклонился к нему, внимательно вслушиваясь в каждое слово. Небольшая заминка, и мне захотелось схватить его за горло и заставить говорить быстрее.

– Так! – воскликнул я, сгорая от нетерпения. – дурман вонючий! И что произошло?

– К счастью, я почти все сразу же выблевал назад. Но и так ослеп на три дня. Боже, я даже ходить не мог! Мое тело обратилось в воск. Я стал такой бесформенной массой, что им пришлось тащить меня обратно на ранчо в тачке… Они рассказывали, что я пытался говорить, но голос был, как у енота.

– Невероятно, – сказал я.

Я едва мог его слышать. Скрутило так, что, пока он говорил, мои руки судорожно вцепились в постельное покрывало, тщетно пытаясь выдернуть его из-под меня. Мои пятки уперлись в матрац, колени онемели… Я чувствовал, как мои глазные яблоки разбухают и вот-вот выскочат из орбит.

– Заканчивай свою охуительную историю! – заревел я. – Что случилось? Что насчет желез?

Адвокат резко отпрянул и, не спуская с меня глаз, осторожно отошел в сторону.

– Может, тебе еще выпить, – нервно сказал он. – Боже, да эта чума пробрала тебя до печенок, а?

Я попытался улыбнуться.

– Ну… ничего хуже… нет, это — худшее…

Шевелить челюстями было тяжело, а язык походил на пылающий магний.

– Нет… не о чем беспокоиться, – прошипел я. – Может, ты просто… кинешь меня в бассейн или еще чего-нибудь придумаешь…

– Черт возьми. Ты принял слишком много. Ты вот-вот взорвешься. Господи, да посмотри на свою рожу!

Я не мог двигаться. Наступил полный паралич. Каждый мускул моего тела сократился. Я не мог моргать, еще меньше – говорить или вертеть головой.

– Это долго не продлится, – констатировал он. – Самая чума – первый накат. Надо пересидеть ублюдка. Если я тебя отнесу сейчас в бассейн, ты камнем пойдешь ко дну к такой-то матери.

Смерть. Я был в том уверен. Даже мои легкие, казалось, не функционировали. Мне требовалось искусственное дыхание, но я не мог открыть рот, чтобы об этом попросить. Я собрался умереть. Парализованный, сидя на кровати… ну хоть по крайней мере это не больно. Наверное, я отключусь через несколько секунд, а после этого все уже будет неважно.

Мой адвокат в очередной раз переключился на телевизор. Опять шли новости. Экран заполнила физиономия Никсона, но его речь была безнадежно искажена. Я смог только вычленить одно слово – «жертва». И оно повторялось снова и снова: «Жертва… жертва… жертва…»

Я слышал свое тяжелое дыхание. Мой адвокат, кажется, обратил на него внимание.

– Просто оставайся расслабленным, – бросил он через плечо, даже не взглянув на меня. – Не пытайся бороться с адренохромом, иначе у тебя мозг пойдет пузырями… параличи, аневризмы… просто парализует, и ты подохнешь. – Его рука по-змеиному вытянулась, переключая каналы.

Лишь после полуночи я оказался, наконец, в состоянии говорить и двигаться по комнате… Но наркотик все-таки еще действовал; электрическое напряжение просто снизилось с 220 до 110 вольт. От перевозбуждения у меня начался словесный понос, и я, неимоверно потея, метался по комнате, как дикое животное, не в состоянии сконцентрироваться на какой-нибудь конкретной мысли больше двух или трех секунд.

Мой адвокат, сделав несколько звонков, отодвинулся от телефона.

– Есть только одно место, где мы можем достать свежую красную рыбу, – сообщил он, – и оно по воскресеньям закрыто.

– Конечно, – раздраженно сказал я. – Эти проклятые одержимые Иисусом! Они размножаются как крысы!

Адвокат с любопытством пожирал меня глазами.

– Как насчет «Процесса»? – спросил я. – Есть ли он здесь вообще? Ну там деликатесы или еще чего-нибудь в этом роде? С несколькими столиками у задней стены? У них фантастическое меню в Лондоне. Я ел там однажды, удивительная еда…

– Спустись с небес на землю и возьми себя в руки. И ты не захочешь даже упоминать о «Процессе» в этом городе.

– Ты прав. Позови инспектора Блера. Он знает толк в еде. Полагаю, у него есть прейскурант.

– Лучше вызвать обслугу номеров, – предложил он. – Мы можем развести их на клешни краба и кварту муската «Братья во Христе» за двадцать баксов.

– Нет! Мы должны отсюда выбраться. Мне нужен воздух. Давай поедем в «Рино» и закажем там большой рыбный салат с тунцом… черт, да это не займет много времени. Всего около четырехсот миль; в пустыне никаких пробок…

– Забудь об этом. Это Армейская территория. Испытания бомб, нервно-паралитического газа – нам там ничего хорошего не светит.