Страх (Сборник)

Под гитару бичевали предателя Шамиля (не Шамиля, а того, кто его предал), и я рассказывал о безбрежности подводного мира. Я тогда не мог, не умел так сразу обнять – и вперед, и должен был раскрыть свою богатую пьяную натуру (впрочем, что пьяную, я не знал), тем заслужить ее любовь. Я ей рассказывал об Экзюпери, а взрослая женщина все же взяла одеяло и утащила Пашу в ночь; рассказывал о французском капитане из «Планеты людей», о том, как его ненавидели мавры и как затосковали, когда он уехал. И он вернулся, а вооруженные мавры шли ему навстречу, и подгоняла их ненависть, так похожая на любовь. И она меня поцеловала своими детскими пухлыми губами, а я галантно продолжал рассказывать дальше, потому что не в этом дело. Мне казалось, что все еще успеется.

– Пойдем купаться, – предложил я чуть ли не с восторгом.

– Да ты че, с ума сошел? – и я вдруг увидел, что она совсем пьяна.

– Ну, тогда я мигом.

Но когда я вернулся, в свете костра ее уже не было. Кто-то пил, кто-то целовался, кто-то уже спал, но ее не было, а Хомяк ел. Он протрезвел и растопил костер побольше.

– Она пьяная в задницу, а ты ей какую-то хреновину рассказываешь, – он налил по полстакана. – дотрепался… Давай.

– Нет, я не могу, – после моря меня начало качать.

– Ты сам не знаешь, чего хочешь.

А я подумал, что хотел, чтоб все было по правилам – то ли придуманным, то ли поверхностно усвоенным, только почему-то получалось все по-другому.

– Ее Метис уволок. Ты ушел – она начала засыпать. Метис ее обнял, завалили, они тут целовались, целовались, а потом он ее уволок. Вот как надо.

– Куда? – спросил я.

– Куда… В темноту.

– Сволочь, – сказал я.

– Да у тебя все равно ничего б не получилось, она наверняка заснула бы.

– Все равно сволочь. – Мне было очень обидно. Это была не ревность, мне было именно обидно.

– Да ладно, на наш век хватит, иди сюда. Было бы из-за чего. Смотри, наверное, готово, – он вытащил из костра горячие картошки, и я подумал, да ну его, все к черту, главное, как мне все-таки близок Хомяк, – и это самое важное.

* * *

Я проснулся от холода на восходе. Солнце только встало из-за моря и еще не грело. Мы спали вдвоем с Хомяком, закутавшись в одеяло. Меня разбудил сосед по лестничной клетке – тот, с кем мы осматривали сейчас Дербент. Он заснул, когда еще не было десяти, проснулся первым, искупался и теперь был здесь единственным, кому не было холодно.

– Давай-давай, попрыгай, в воду, и сразу согреешься.

Я был в одежде и дрожал, а он – в одних плавках, бодрый и разогретый. Я нехотя разделся – голову словно стянуло обручем от бочки, немного попрыгал – от холодного песка все тело болело. Потом побежал купаться, прыгнул в воду – мне стало так легко – и поплыл, но на море усиливалось волнение, и я повернул обратно. Чувствовал я себя чудесно.

Все еще спали, кутаясь в одеяла, в самых нелепых позах, а одна застенчивая пара ушла метров за сто от костра. На середине их следа валялась пустая бутылка, хотя, возможно, она была не их.

«Ну и тоска», – подумалось мне.

– Давай стащим лодку, – предложил сосед.

Я огляделся – на берегу лежало много опрокинутых лодок. Недалеко была спасательная станция, и там уже кто-то возился.

– А спасатели? – спросил я.

– Да ладно, мы ж вдоль берега, чуть-чуть, они и не увидят.

Мы стащили лодку в воду, и тут появилась эта Света. Я не злился и не дулся, а смотрел на нее с любопытством. Она была в одном нижнем белье.

– Чего, купаетесь? – сказала она и вошла в воду. – Ой, мама, холодина какая!

Мы с соседом стащили лодку, запрыгнули в нее, и нас стало немного относить от берега. Подплыла Света, я подал руку и втащил ее в лодку. Она села на нос, и мокрое белье просвечивало. У меня перехватило дыхание – она была такая хорошенькая, и было так жалко, что она ночью с этим гнусным жирным Метисом. Нас относило от берега – весел в лодке не было.

– Я не умею плавать, – сказал сосед, – я лучше к берегу.

Он спрыгнул в воду – ему было с головкой – и, барахтаясь, добрался до мелководья.

– Давай, греби руками, – сказала Света. Я начал грести, но лодку все равно относило в море.

– Чего это ты к берегу гребешь, давай туда.

– Весел нет!

– Черт с ними, с веслами, поплыли! О-ой, качает как. Плюнем на лодку и так доплывем. Давай от берега.

Плавал я неплохо, но знал, что за каменной грядой резко начинается глубина. Волны были зеленые и пенились все больше. Мне стало не по себе, а до берега уже очень прилично. Но она сидела мокрая, очень симпатичная и улыбалась.

– Давай целоваться? Не хочешь?! – сказала она, и сложила губы, и получилось это совсем не пошло.

– Да ну тебя! – огрызнулся я, делая вид, что мне совсем не страшно, а берег все удалялся, и вода между ним и лодкой была какая-то очень темная.

– Как хочешь, – сказала она и для чего-то взъерошила волосы. – тут тюленей полно, а они бывают злющие, – она взяла и брызнула в меня водой и засмеялась.

– Давай, прыгай, поплыли обратно. видишь, волны какие, – я посмотрел в воду и увидел, что лодка находилась над грядой, – сейчас начнется большая глубина.

– А я плавать не умею, – сказала она весело, – придется тебе толкать лодку.