Страх (Сборник)

А они шли, уходили. Лица обоих гридней были хмурыми. Расставание вышло тяжелым, и эта тягостность ощущалась в каждом их движении.

Олег смотрел им вслед и вдруг тихо позвал:

– Скёльдунги.

Оба замерли. Да только лица их мгновенно просветлели. Фарлаф то ли всхлипнул, то ли закричал:

– Князь! Олег!

Олег стоял и улыбался, и объятья его были раскрыты.

– Братья мои…

Князь Олег искренне обнял своих лучших гридней. Рука Фарлафа на миг повисла в воздухе, а потом огромная пятерня похлопала по княжескому плечу. И теперь уже берсерк точно всхлипнул:

– Мы никогда не перепутаем, где солнце.

– Оно здесь, князь, – тихо промолвил Свенельд, вовсе не скрывая выступивших слез.

А потом все же пришла пора уходить. Олег смотрел им вслед с любовью и печалью. И когда они вышли, короткая мучительная судорога исказила княжеское лицо.

4

Вечером следующего дня Светояр и князь Олег прогуливались вдоль берега реки.

– Князь! – окликнул Олега один из воинов его дружины. – Позволь показать тебе кое-что.

Воин подвел князя и волхва к боевому драккару, пришвартовавшемуся у берега. Вместо носа корабля зиял черный провал, словно смотрящую вперед боевую голову драккара вырвала с мясом какая-то неведомая сила.

– Что за гость побывал тут? – хмуро спросил Светояр.

Князь Олег молча смотрел на зияющий провал. И в какой-то момент он опять услышал этот нарастающий топот. Топот коня из своего сна.

5

Карла Феорг выполнил обещание. Недобро глядя, он предстал перед Белогубом.

– Принес? – спросил волхв.

– Принес, – прошипел в ответ Карла.

Они стояли, укрытые ветвями большого дуба, вдалеке от княжеской столицы. Карла Феорг протянул волхву арбалет, зачарованный ядом земли.

– Дождись своего часа для нападения. Арбалет убьет твоих врагов. Но потом яд земли иссякнет.

– Знаю, – сказал человек в сером. – И по-моему, я теперь знаю, кто враг. Из-за кого все изменится.

– Не промахнись! – В горле Карлы снова родились какие-то булькающие звуки, заменяющие ему смех, но в глазах по-прежнему плескал злобный огонек. – Феорг твой! И больше ты не посмеешь беспокоить меня.

Рука человека в сером легла на черный арбалет.

* * *

В этот же момент холодная дрожь пробила князя Олега. Он сидел один в своей княжеской гридне и смотрел, как по углам сгущались сумрачные тени. И мерещился князю топот, нарастающий конский топот из его сна.

– Он идет за мной! – прошептал Олег, и его глаза болезненно блеснули.

Но… это были лишь тихие и знакомые шаги. Вот, опираясь на посох, в гридню вошел волхв Светояр.

Князь поднял на него глаза.

– Холодно мне, Светояр, – сказал он вместо привычного приветствия.

Волхв внимательно посмотрел на князя. Глубокие складки изрезали лицо Олега, тень неведомой болезни пала на его чело.

– Это опять повторилось? – тихо спросил Светояр. – Сон?

– Да, – Олег кивнул и зябко передернул плечами. – Он там, в темноте! – внезапно крикнул князь, указывая на дальний угол гридни. – Прячется! Таится!

– Князь…

– Он везде! И становится все ближе!

– Олег, это лишь дурной сон. И это пророчество не сбылось.

– Нет, – возразил Олег. – Откуда ты знаешь?! Надо объехать мои земли. Давно пора посмотреть… Мы давно не были на Севере – оттуда все начиналось.

– Это хорошая весть, князь. Тебе не помешает снова оказаться в седле.

– Да. И надо навестить моего коня!

Глаза Светояра встревоженно блеснули.

– Он давно умер, князь, – сказал волхв.

Лицо Олега застыло, словно он к чему-то болезненно прислушивался.

– Значит, мы навестим его могилу, – возразил Олег. – Нечего ему ходить за мной!

Но пройдет еще пять лет, пять относительно спокойных и очень счастливых лет, прежде чем князь Олег окажется на могиле своего коня.

Часть 3

Глава 19. Песнь о вещем Олеге

СКВОЗЬ РАДУГУ

О самоубийстве бога – торговый договор – Свенельд и Фарлаф – на могиле Олегова коня – змея в черепе – черные призраки – Лад и Феорг – смерть тех, кого любил – выбор Авося – павшие воины должны лежать лицом к северу – глаза белого волка – сумрачная башня – волки: белый и черный – кто был тенью врага – узелок судьбы – о любви сына – последний бой князя Олега

1

Этот ясный погожий день ничем не отличался от других спокойных дней 912 года по греческому исчислению от рождения их распятого Бога. Что ж, и Один тоже, в каком-то смысле, был распят: девять дней провисел на стволе ясеня Иггдрасиль, пригвожденный копьем.