Страх жизни

Разогретый без огня сухой паек подарил долгожданное насыщение. Длинный день непрерывной ходьбы давал надежду на покой. Гудели хорошо поработавшие ноги. Антон, прихлебывая из пластикового пакета горячую бурду, похожую на компот, наконец обратился к тому, что его мучило:

— Дядь Миш! А почему они пытались нас убить?!

— Долгий разговор, Антон.

— Так мы вроде и не спешим.

Михаил ничего не ответил и долго молчал, устало откинувшись на спальнике, так что Антон решил, что тот уже не заговорит, когда он внезапно произнес:

— Допил компотик?

— Быстро кончился, — расстроенно ответил парень, отложив в сторону опустевший пакет.

— Ну слушай. Как ты, вероятно, догадываешься, люди — общественные животные.

Антона немного покоробило сравнение с животными, но он промолчал.

— А это бесконечный источник неустранимого противоречия между личностью и обществом. Иными словами, индивидуум хочет совсем не того же, чего коллектив в целом. Ну и как, по-твоему, они умудряются сосуществовать? — Михаил посмотрел на Антона, но, не дождавшись ответа, продолжил сам: — Очень просто. Коллектив больше, а потому — сильнее одиночки. Как результат — он диктует одиночке правила поведения. Если не согласен, то изволь жить вне общества или создавай свое, с твоими правилами. Вроде бы все логично, но есть проблемы.

Во-первых, люди вне общества жить практически не способны, а во-вторых — определяют правила коллектива другие индивидуумы. Сам коллектив если и имеет какое-то общее сознание, проявляет его все равно через отдельных особей. То есть, как это и принято в диалектике, разрешение одного противоречия тут же порождает новое. Правила поведения могут быть дурацкими или служить только части общества или даже интересам только одного индивида, — Михаил вздохнул. — Тот бардак, который ты видишь вокруг, как раз с этим и связан. Санитарные правила, которые выработали города, на самом деле вовсе не действуют в интересах людей вообще, человечества в целом, они обслуживают совсем небольшую группу.

— Я, конечно, больше по диэлектрикам, а не по диалектике — нас этому не учили. Но если я правильно понял, вы хотите сказать, что я чем-то угрожаю этим неведомым людям? Поэтому меня пытались убить?

— Как ни странно, да. Понятно, что кость в горле у них — я. Но твой пример, твой поступок — это твое бегство туда, где, как они всех уверяют, человек жить не может, — угрожает. И я, скажу честно, собирался это использовать.

Антон задумался, потрогал пустой пакет из-под компотика и проговорил, как будто размышляя:

— Я как патрон? Сам по себе — просто кусочек латуни, пороха и свинца. Но в оружии, в руках того, кто им управляет, — страшная угроза?

— Ну, не до такой степени, конечно, ты же все-таки человек, но аналогия верная. Только представь патрон, который вместо того чтобы стрелять, начинает интересоваться у стрелка: а куда это вы, любезный, намереваетесь палить?

Антон усмехнулся, помолчал и, посмотрев на Михаила, спросил:

— Ну и куда же вы, любезный, намереваетесь палить?

Тот, откинувшись на стену, засмеялся:

— В санитарные правила! В святую святых городов! — Михаил внезапно прервался и удивленно уставился на парня. — Ты вообще как? Нормально?

— Если вы про то, что сегодня меня пытались убить, а я потом, очень похоже, убил человека, — вроде нормально.

— Не, парень, я не про это. Где твоя маска?

Антон поморщился:

— Бросил я ее. Мешалась только.

— Ну и?

— Откуда я знаю? Пока дышу. Слез вроде нет. Там посмотрим.

— Эх, Антошка-Антошка, ничего ты не понял! Ты сейчас в своем главном страхе поднялся на новый уровень!

— Чего? Я ничего не боюсь! — буркнул парень и сразу смутился, настолько нелепыми показались ему собственные слова.

— Зря, паря. Ничего не боится тот, кто никто! По страху можно определить, что за человек перед тобой, лучше любой анкеты. Не в том смысле, хороший он или плохой, трус или храбрец, а в том, на каком уровне живет человек! То, чего мы боимся, показывает, как мы живем. Не только в смысле окружающих нас условий, но и в смысле напряженности нашего внутреннего мира. Например, боится некая женщина гриппа так сильно, что готова сама себя запереть в тюрьму. Это значит, что она живет в очень хороших условиях, но сама по себе никчемна. Может, она и способна на великое, но предпочитает, назовем это так, спокойствие.

А вот такая же где-нибудь в первобытном лесу сражается за жизнь свою и своих детей. Ее страх проще и мощней, потому что она не только живет в тяжелых условиях, но и сражается с ними. Ее страх отражает напряжение каждого ее дня, каждого поступка. Если их сравнивать, то у одной жизнь еле теплится, а у другой горит как факел, — Михаил замолчал, посмотрел на внимательно слушающего парня, почесал макушку и продолжил: — Хотя зря я женщин сюда приплел — у них все очень специфично. Давай я тебе другой пример приведу? — Антон молча кивнул. — Вот представь — война. Помнишь, в позапрошлом веке была такая страшная? Вам про нее-то рассказывали хоть?

— Зря вы так. Учили конечно. И читал я много.