Страхослов

Пробравшись сквозь колючие кусты и пройдя по влажной тропинке, Кит наконец вышла на аллею, предварительно тщательно осмотревшись, чтобы убедиться, что никто за ней не наблюдает. Но поблизости был лишь китайский мальчик, дремлющий на табурете у задних ворот, – впрочем, когда Кэтрин проходила мимо, он кивнул ей. Это был лишь один из мальчишек в округе, державших нос по ветру, собирая информацию, которая может помочь общине, изучая, как идут дела, учась хранить секреты, обучаясь дюжинам разнообразных незаконных вещей, которые Кит однажды придется старательно не замечать. Но об этом нужно будет беспокоиться позже. Пока что терпимость и избирательная слепота были в общих интересах – за последние несколько месяцев Кит поняла, что порой в интересах закона следует не обращать внимания на кое-какие вещи, и вполне была готова применить этот принцип к собственной ситуации.

Путь до дома номер 3 на Ледиз-Мантл-корт занял десять минут. На улицы начала возвращаться жизнь, так что сейчас звук ее шагов был не единственным: булочники разносили заказы, мясники развозили туши по ресторанам и большим домам, грохотали телеги с углем, цветочницы подзывали прохожих – какофония, которая будет лишь усиливаться и не стихнет до самых сумерек. Хотя с тех пор как нашли тело Мэри Энн Никлоз, на улицах стало тише. Кит подумала, что теперь, когда к первой жертве присоединилась Энни Чэпмен, станет еще тише. Затем ей подумалось, сколько пройдет времени до того, как мужчины города или, по крайней мере, сутенеры и головорезы, заправляющие шлюхами, возьмут в руки оружие. Люди, жившие за счет этих женщин, ничего не имели против того, чтобы бить своих «работниц», но помоги боже тому, кто поднял руку на чужую шлюху, не заплатив за это. Дойдя до знакомой голубой двери, Кит отбросила эти мысли, придала лицу бессмысленно-почтительное выражение, вынула из потрепанной вельветовой сумочки маленький черный ключ – в сумочке лежал еще изящный носовой платок с вышивкой по краям и пара кастетов – и вставила его в замок.

– Ты все сделала? Кэтрин?

Боже милосердный, неужели мать ждала ее всю ночь? Кит глубоко вздохнула и вошла в крошечную гостиную квартиры, которую ее семья снимала в стареньком, но изящном доме миссис Киттридж. Да, Луиза Касвелл была там, сидела у затухающего камина, укрыв колени изношенным пледом. Ее вязание лежало на полу. Траурный чепец, который спустя три года после смерти мужа она все еще носила, криво сидел на тронутых сединой черных волосах, ниспадавших на худые плечи. Блестящие от лихорадки глаза смотрели на Кит, будто пытаясь заглянуть внутрь ее головы и выведать все секреты.

Девушка улыбнулась.

– Да, матушка. Доброго утра.

– Ты все сделала? – повторила Луиза, будто дочь только что не дала ей ответа.

Кит кивнула, пересекла комнату и погладила худую руку матери с цепкими пальцами.

– Да, матушка. Весь заказ. Госпожа Хэзлтон очень довольна.

– Так ты теперь побудешь дома? Она заплатила тебе? Луцию нужно еще лекарство. Она заплатила тебе?

Луиза уже долгое время считала, что Кит служит подмастерьем у модистки на другой стороне Темзы и что ее дочь задерживается на целую ночь, чтобы шить шляпы, – она верила, что изделия госпожи Хэзлтон из перьев и шелка, с бантами и бисером, вуалями и жемчугом были весьма востребованы. Луиза понятия не имела, что денег, которые Кит зарабатывала на той работе, было недостаточно, чтобы прокормить трех человек, один из которых был очень болен. Прошло уже четыре месяца с тех пор, как Кит воплотила свой план, едва выяснила, насколько больше было бы ее жалование, если бы она была мужчиной.

– Да, матушка, мне заплатили. Утром я куплю лекарство Луцию и отдам миссис Киттридж деньги, что мы задолжали. Затем я куплю продукты, и перед тем, как уйду на работу, у нас будет замечательный завтрак. Не волнуйся.

Она провела рукой по волосам и лицу Луизы. Возмущение копилось в душе подобно желчи – девушка ненавидела нянчиться с матерью, ведь сама едва перестала быть ребенком.

– Ты сидела тут всю ночь?

– О нет, дорогая. Я хорошо спала.

Кит подумала, что так оно наверняка и было – после дозы настойки опиума, которая была единственным, что помогало ее матери смириться со смертью преподобного Касвелла. Ее пальцы коснулись изувеченного левого уха Луизы – от него осталась лишь верхняя половина. Луиза оттолкнула руку дочери, словно прикосновение напоминало о вещах, о которых она хотела забыть.

– Я пойду посмотрю, как там Луций, матушка, а потом мы позавтракаем. Подать тебе вязание?

Женщина кивнула. Кит осторожно положила спутанный клубок шерсти и холодные металлические спицы ей на колени и ушла, оставив матушку вязать что она там надумала.