Страна Чудес без тормозов и Конец Света

– Я попробую, – обещаю я.

Тень кивает, поднимает голову, долго разглядывает небо. И, ничего не найдя в нем, закрывает глаза.

– Когда я не знаю, куда идти, я всегда вспоминаю птиц, – говорит моя тень. – Глядя на них, я понимаю, что не ошибаюсь. Птицам плевать на порядки в Городе. Ни Стена, ни Ворота, ни зов охотничьего рога не собьют их с пути. Когда звучит рог, ты, надеюсь, смотришь, что в это время делают птицы…

Я слышу, как Страж окликает меня. Время свидания истекло.

– Ты пока не приходи, – шепчет мне тень на ухо. – Когда надо будет, я сам устрою встречу. Этот Страж себе на уме. Будем часто встречаться – обязательно что-нибудь заподозрит. Тогда всему плану конец. Поэтому делай вид, будто у нас с тобой разговор не клеится. Понятно?

– Понятно, – киваю я.

– Ну как? – спрашивает Страж, когда я возвращаюсь в Сторожку. – Очень весело разговаривать с тенью, которую давно не видел?

– Не знаю… – качаю я головой.

– Вот и я о том же, – удовлетворенно кивает он.

25 Страна Чудес без тормозов Еда. Фабрика грез. Западня

Лезть по веревке оказалось проще, чем карабкаться по лестнице жаббервогов. Я отталкивался ногами от скалы, то и дело повисая в пустоте, перехватывал веревку повыше, подтягивался и рывок за рывком поднимался вверх. Прямо сцена из «Аламо».[68] Ну разве что веревка в кино без узлов. На веревку с узлами зритель не клюнет.

Время от времени я задирал голову и смотрел на огонек ее фонаря, но не мог разобрать, сколько еще осталось. Рана на животе пульсировала в такт сердцу. Ушибленная голова раскалывалась на куски. Боль не мешала лезть по веревке, но и униматься вроде не собиралась.

Луч ее фонаря становился все ярче. Хотя, если честно, мне это только мешало. К темноте я уже привык, а на свету начал соскальзывать, теряя ориентировку. Выступы в скале на свету казались ближе, а тени – глубже. Да и просто слепило глаза. Что ни говори, даже человеческое тело приспосабливается к новым условиям. Стоит ли удивляться тому, что научились вытворять в темноте жаббервоги.

Узлов через шестьдесят или семьдесят я наконец дополз до цели и, подтянувшись на руках, выбрался на каменную площадку, как пловец на бортик бассейна. От веревки руки совсем занемели, и подтягиваться пришлось очень долго. Словно я только что проплыл кролем километр или два. Толстушка помогала – тащила за ремень.

– Ну, слава богу! – воскликнула она. – Если б не веревка, мы бы минут через пять утонули.

– Очень мило, – выдавил я, без сил распластавшись на земле. – Вода высоко поднялась?

Она осветила скалу под ногами, взялась за трос и вытянула его из пропасти. Где-то с узла тридцатого он стал мокрым. Она была права: проползи мы по лестнице еще пять минут – и нам стало бы некуда торопиться.

– Деда нашла? – спросил я.

– Конечно, – ответила она. – Он там, в Алтаре. Только ногу вывихнул, когда убегал.

– Он что, добирался сюда с вывихнутой ногой?

– Ага. Дед крепкий. У нас в семье все выносливые.

– Похоже на то, – согласился я. Конечно, я тоже не хлюпик, но на спор с этой парочкой тягаться бы не стал.

– Идем! Он нас ждет. Хочет срочно с тобой поговорить.

– Взаимно…

Я снова взвалил на плечи рюкзак и поплелся за ней к Алтарю. Мы подошли к круглой дырке в скале, нырнули в нее и оказались в просторной пещере. Большая натриевая лампа освещала ее рассеянным желтым сиянием, точно в каком-нибудь бомбоубежище. От выступов на стенах по всей пещере разбегались причудливые тени. Под лампой, закутавшись в одеяло, сидел Профессор. Половину его лица скрывала густая тень. Из-за странного света казалось, будто глаза его провалились в череп, но голос у старика был веселым.

– Ну что, натерпелись страху? – бодро спросил он. – Я знал, что вода поднимется, но думал, вы появитесь раньше.

– Прости, дед, – сказала толстушка. – Я заблудилась на улице, а потом искала его весь день, и мы опоздали на целые сутки…

– Ладно, ладно! – махнул рукой Профессор. – Опоздали, не опоздали – теперь уже все равно.

– Как это? – не понял я. – Что значит «все равно»?

– Не гони лошадей. Сначала давай с тебя пиявок снимем. Если сразу не снять, шрамы останутся.

Я сел на землю в метре от него. Толстушка пристроилась сзади, достала из кармана спички, зажгла одну и поднесла к моей шее. Вж-жик! – раздалось за ухом, и сочно-красная, разбухшая от крови пиявка отвалилась, как пробка от винной бутылки, и шмякнулась на землю. Одна за другой пиявки шлепались с меня, и каждую корчившуюся гадину толстушка методично давила кроссовкой. Шея и затылок саднили, как обожженные. Казалось, стоит повернуть голову, и кожа лопнет, точно у помидора. Еще неделя такой жизни – и я, покрывшись ранами с головы до ног, стану ходячим пособием по оказанию первой помощи. Мои красивые цветные фотографии со стрелочками и комментариями будут развешивать в аптеках города как наглядный пример последней стадии стригущего лишая. Дырка в животе, шишка на лбу, синяки от пиявок. Добавим сюда невстающий пенис – и картина завершена.