Страна Чудес без тормозов и Конец Света

Время от времени она проверяла, не отстал ли я, крича мне: «Ты здесь?», «Все в порядке?», «Совсем немного осталось!» и что-нибудь еще в том же духе.

– Может, песню споешь? – спросила она в очередной раз.

– Какую песню?

– Да любую. Лишь бы мелодия была. Спой, а?

– Я на людях не пою.

– Ну спой. Жалко тебе, что ли?

И я спел ей «Печку».[57]

– Гре-ет пе-ечка мой до-ом… Собира-ает всех в до-оме моё-ом… И со мно-ой говори-ит… Своим ласковым, нежным огнём…

Дальше слов я не помнил, а потому сочинял на ходу свои. Довольно быстро у меня вокруг печки собралась довольно большая куча народу. Кто-то в дверь вдруг стучит, храбрый папа к двери бежит, а за дверью – раненый лось, и ему нелегко пришлось, и он жалобно просит отца: «Я так голоден, дайте овса!»… В конце песни все садятся у печки, кормят лося консервированными персиками и хором поют припев.

– Здорово! – похвалила она. – Извини, что не хлопаю. Но мне очень понравилось, правда.

– Спасибо, – искренне сказал я.

– Спой еще что-нибудь, – заказала она.

И я спел ей «Белое Рождество»:[58]

Я вижу сны в Рождество,
И дарю тебе всё,
Что расскажут мне
Старые сны

Я вижу сны в Рождество,

И колокольчик звенит
И снег будет белым
До самой весны…

– Высший класс! – восхитилась толстушка. – Слова твои?

– На ходу сочинял, – скромно сказал я.

– А почему у тебя во всех песнях зима и снег?

– Не знаю… – ответил я, переползая с валуна на валун. – Наверное, потому что темно и холодно. Из-за этого других песен не вспоминается. Но теперь твоя очередь.

– А можно «Велосипедный блюз»?

– Сделай милость, – попросил я.

– Как-то утром я в апреле… мчала на велосипеде… И по незнакомой трассе… Покатила в темный лес… А он у меня был новый… и весь розовый, как роза… И покрышки, и педали… и седло, и даже руль!

– Какая автобиографичная песня! – заметил я.

– Ну, еще бы! – отозвалась она. – Слова-то мои. Понравилось?

– Очень.

– Хочешь дальше?

– А как же.

– Почему-то я в апреле… очень сильно розовею… Никакой другой на свете… цвет мне больше не идет… Что бы я ни надевала… Розовеет, словно роза… Шляпа, туфельки на шпильках… и пикантное белье!

– Что ты жить без розового не можешь, я уже понял, – вставил я. – А дальше-то что?

– А это как раз в песне самое важное! – засмеялась она. – Как ты думаешь, розовые очки от солнца бывают?

– Кажется, Элтон Джон[59] когда-то носил…

– Эх! – сокрушенно вздохнула она. – Ну ладно. Дальше спою. Но внезапно на дороге… Повстречался странный дядя… С голубым велосипедом… И в ботинках голубых… Он давным-давно не брился… Или просто нажил флюс… И наверно потому-то… Пел велосипедный блюз…

– Ого! – удивился я. – Это я, что ли?

– Нет, не ты. Ты в этой песне не появляешься… Он сказал мне, что напрасно… в темный лес я собираюсь… Что живут там только звери… и что там я пропаду… Но мне в розовом не страшно… Я весь лес насквозь проеду… Если вдруг с велосипеда… в том лесу не упаду…

Она допела «Велосипедный блюз», и мы выкарабкались на ровное место. Перевели дух, отдышались, оглядели окрестности. Плоское и гладкое, как стол, плато тянулось перед нами, докуда хватало глаз – ни противоположного края, ни свода над головой мы не увидели. С полминуты она ползала на корточках у того места, где мы взобрались, и в итоге собрала еще несколько скрепок.

– Ну и куда же ушел твой дед?

– Скоро дойдем. Уже совсем немного осталось. Дед про это плато часто рассказывал, так что я, в общем, неплохо ориентируюсь.

– Ты хочешь сказать, он часто сюда приходил?

– Конечно. Чтобы составить карту Подземелья, дед изучил здесь все до последнего уголка. От общей схемы лабиринта до тайных, неизвестных жаббервогам путей.

– И все это – в одиночку?

– Ну да. А как же еще? – ответила она. – Дед всегда все делает один. Не потому, что людей не любит или, скажем, не доверяет им. Просто ни с кем не может ужиться.

– Понимаю… – согласился я. – Так что это за плато?

– Когда-то эту гору населяли предки нынешних жаббервогов. Рыли норы по склонам и жили там. А здесь, на плато, справляли религиозные надобности. Здесь обитало их божество. И всякие жрецы с заклинателями приходили сюда, вызывали Бога Тьмы и приносили Ему жертвы.

– То есть кому? Той рыбине с когтями?

– Ага. Они верили, что Рыба управляет Тьмой Подземелья и ведает тайнами всего, что здесь происходит: жизни и смерти, добра и зла, ну и так далее. У них была Легенда о том, что их прадедов привела в это место Большая Рыба. – Она посветила фонариком под ноги и показала на неглубокую траншею в метр шириной, убегавшую к центру плато по прямой. – Это – дорога к алтарю. Я думаю, дед сейчас в самом центре Святыни, а значит, в самом безопасном месте Подземелья.