Страна Чудес без тормозов и Конец Света

– Как только мы найдем деда, он все проблемы решит! – Она потянулась рядом со мной всем телом. И легонько поцеловала меня в мочку уха. От ее поцелуя по животу разлилось тепло, а рана даже как будто перестала болеть. Вот уж не знал, что у моих мочек такая интересная особенность. Впрочем, меня уже слишком давно не целовали семнадцатилетние девушки. Последний раз – когда мне было двадцать.

– Если каждый будет верить, что все кончится хорошо, в мире станет нечего бояться, – сказала она.

– С возрастом верить все трудней, – ответил я. – Примерно как жевать стертыми зубами. Мои зубы не стали циничнее или малодушнее. Они просто стерлись.

– Страшно?

– Страшно, – ответил я. И, нагнувшись, еще раз заглянул в дыру. – Я клаустрофоб. И к тому же, с детства боюсь темноты.

– Но обратно уже не вернуться. Остается только идти вперед, ты это понимаешь?

– Умом-то понимаю… – ответил я. Постепенно мне стало казаться, что тело становится каким-то чужим. Такое ощущение я испытывал в школе, когда играл в баскетбол. Мяч движется слишком быстро, я бросаюсь за ним, но сознание не поспевает.

Еще несколько секунд она смотрела на датчик излучателя и наконец сказала:

– Пойдем! Батареи зарядились.

Как и прежде, она пошла первой, я за ней. Когда мы залезли в нору, она обернулась, дернула какую-то рукоятку сбоку, и дверь начала закрываться. Чем плотнее закрывалась дверь, тем уже становился серый прямоугольник на земле перед нами. Вскоре он превратился в узенькую полоску и исчез. Зловещая тьма – еще злее, чем в прошлый раз, – окутала меня с головы до ног. Фонарик не справлялся с такой темнотищей, фактически освещая лишь себя самого.

– Что-то я не пойму, – сказал я. – Какого черта твой дед выбрал именно ту дорогу, которая ведет прямиком в гнездо жаббервогов?

– Потому что она самая безопасная, – ответила она, посветив на меня. – Там, в Пещерах, находится Святыня жаббервогов, к которой им приближаться нельзя.

– В каком смысле? Из религиозных соображений?

– Думаю, да. Сама не видела, но дед рассказывал. Если поклонение идолам считать религией, то это – религия. Они поклоняются Рыбе. Огромной безглазой Рыбе. – Она посветила фонариком по сторонам. – Ладно, пойдем скорее. Времени совсем мало.

Нора оказалась тесной и низкой, пробираться по ней можно было лишь согнувшись пополам. Сталактитов почти не встречалось, но иногда мы все-таки стукались обо что-то головой. Однако ни о самой боли, ни о ее причинах времени раздумывать не было. Спохватившись, я рванул за своей спутницей, стараясь не отставать и удерживая ее фигуру в луче фонарика. Несмотря на полноту, двигалась она легко, шла быстро и неплохо рассчитывала свои силы. Меня никогда не считали слабаком, но от бега скрючившись рана заныла так, что я чуть не взвыл. Будто напоролся животом на сталагмит. Рубашка взмокла от пота и облепила застывшую спину. Но рядом с опасностью потерять толстушку из виду и остаться одному в темноте даже боль и холод казались чуть ли не благодатью.

Чем дальше мы шли, тем сильнее казалось, будто я сам себе не принадлежу. Видимо, из-за того, что не могу себя разглядеть. Я поднес ладонь к глазам близко-близко, но не увидел ничего.

Странное состояние – не видеть себя. Чем дольше я в нем, тем сильнее кажется, что тело – лишь одна из гипотез о том, что такое «я». Да, голова раскалывается после ударов о потолок, и боль в животе не стихает. Да, я чувствую под ногами землю. Но это всего лишь категории боли и осязания. Еще пара тезисов в гипотезу о моем теле. Но ведь запросто может быть и так, что тело давно исчезло, а идеи остались и работают дальше. Словно у человека с ампутированной ногой продолжают чесаться пальцы на ней…

Я попробовал было светить заодно и по стенам вокруг, а иногда и по самому себе – просто чтобы убедиться, что еще существую. Но опасаясь потерять из виду толстушку, тут же прекратил эксперименты. «Все в порядке. Тело на месте», – твердо сказал я себе. Хотя бы потому, что если бы мое тело исчезло, а душа – или что там еще – осталась жить, мне сейчас было бы легче. Ведь если душа и в самом деле мучается от раны в животе, язвы желудка или геморроя – где тогда искать спасения, и зачем нам душа, которая неотделима от тела?

Размышляя над этим, я, словно пес, спешил трусцой за этой травянисто-лиловой курткой американских летунов, за торчащей из-под нее розовой юбкой в обтяжку и розовыми кроссовками «Найки». В луче фонаря мерцали золотые сережки. Словно рядом с ее ушами плыли два больших светлячка.

Она пробиралась вперед, не оборачиваясь и не разговаривая, словно я для нее уже не существовал. Ловко ощупывала лучом фонарика все трещины и боковые ходы. И только добравшись до развилки, остановилась, достала из кармана карту, посветила на нее и сверила маршрут. Тут я догнал ее.

– Все в порядке? Мы верно идем?

– Да. Пока верно. Все совпадает, – убежденно произнесла она.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что так в карте написано, – сказала она и посветила вниз перед собой. – Посмотри на землю.