Я присмотрелся. Это был скунс. Более того, он находился между мною и единственным путем к спасению. Он направился к столу, и я понял, что, скорее всего, он приходил сюда каждую ночь в одно и то же время, чтобы подхватить остатки ужина, упавшие со стола на пол. (А их там обычно много, потому что, едва миссис Брайсон выходила, чтобы ответить на телефонный звонок или принести еще подливки, мы с детьми начинали маленькую игру под названием «Овощные олимпийские игры».)
Быть опрыснутым скунсом — худшее, что может с вами случиться из того, что не наносит кровоточащих ран и не требует срочной госпитализации. Если вы почувствуете запах скунса на расстоянии, он покажется вовсе не таким уж плохим, странновато сладким и даже интересным — не сказать, чтобы приятным, но точно не отвратительным. Все, кто впервые чувствуют запах скунса издалека, думают: «Ну, это вовсе не страшно. Непонятно, из-за чего весь шум».
Однако если вы подойдете поближе — или, что еще хуже, если скунс вас обрызгает, — поверьте, вас не скоро пригласят на медленный танец. Запах не столько резкий и неприятный, сколько практически неистребимый. Возможно, самое эффективное средство против него — натереться томатным соком, но даже если вы раздобудете галлон сока, лучшее, на что вы сможете надеяться, — что запах станет лишь чуть менее сильным.
Как-то вечером одноклассница моего сына застала скунса в подвале дома. Он брызнул — и семья потеряла почти все, что у них было. Все шторы, постельное белье, одежда, мягкая мебель — в общем, все, что могло впитать запах — бросили в огонь, а весь дом, от пола до потолка, тщательно вымыли. Одноклассница сына даже не приближалась к скунсу и, тут же уехав из дома, провела выходные натираясь томатным соком, однако прошло несколько недель, пока люди снова стали ходить с нею по одной стороне улицы. Так что, когда я говорю, что вам бы не хотелось быть опрыснутыми скунсом, поверьте — вам бы не хотелось быть опрыснутыми скунсом.
Все это пронеслось у меня в голове, когда я с волнением глядел на скунса в шести футах от себя. Около тридцати секунд скунс провел, снуя под столом, а затем вышел тем же путем, что и вошел. Снаружи он оглянулся и посмотрел на меня, будто говоря: «Я знал, что ты здесь, с самого начала». Но он не обрызгал меня, за что я буду вечно ему благодарен.
На следующий день я прибил сетку к полу, но, чтобы показать свою благодарность, положил горсть сухого корма для кошек на ступеньку крыльца, и около полуночи скунс пришел и съел корм. После этого два лета подряд я оставлял немного корма на ступеньке, и скунс всегда его подъедал. В этом году он не пришел. Среди мелких животных началась эпидемия бешенства, которая серьезно сократила популяцию скунсов, енотов и даже белок. Видимо, это происходит приблизительно каждые пятнадцать лет как часть природного цикла.
Так что, похоже, я потерял своего скунса. Через год их численность снова восстановится, и, возможно, я усыновлю другого. Я надеюсь на это, потому что у скунсов не так много друзей.
Тем временем отчасти из уважения, а отчасти потому, что миссис Брайсон как-то зашла в неподходящий момент, мы перестали играть в овощные игры, хотя, если говорить только за себя, я был уже очень близок к золотой медали.
Помогите тем, чье имя не указано в документах
Как-то раз я оказался в настолько поразительной и неожиданной ситуации, что пролил газировку себе на рубашку. (Хотя, хочу сказать, на самом деле со мной не обязательно должно случиться что-нибудь неожиданное, чтобы это произошло. Все, что мне для этого нужно, — газировка.) Произошел этот газированный взрыв потому, что я позвонил в одну госслужбу — а именно в управление социального обеспечения — и кто-то взял трубку.
Я уже приготовился, что голос автоответчика скажет мне: «Все наши операторы в настоящий момент заняты, пожалуйста, оставайтесь на линии, а мы поставим вам какую-нибудь раздражающую мелодию, прерываемую каждые пятьдесят секунд голосом, извещающим о том, что все наши операторы в настоящий момент заняты, так что, пожалуйста, оставайтесь на линии, а мы поставим вам какую-нибудь раздражающую мелодию» и так далее и тому подобное, до самого обеда.
Представьте мое изумление, когда, всего после 270 гудков, трубку взял живой человек. Он спросил, как меня зовут, а затем сказал:
— Простите, Билл. Мне придется заставить вас минутку подождать.
Вы слышали? Он назвал меня «Билл»! Не «мистер Брайсон». Не «сэр». Не «о, могущественный налогоплательщик». А «Билл». Года два назад я счел бы это абсолютной наглостью, сейчас же я повзрослел и перестал так считать.
Бывают случаи, когда неформальность и фамильярность американской жизни испытывают мое терпение — например, когда официант сообщает, что его зовут Боб и что он будет обслуживать меня весь вечер, и я до сих пор борюсь с желанием ответить:
— Я всего лишь хочу чизбургер, Боб. У меня уже есть девушка.
Но в большинстве случаев мне стало это нравиться. Думаю, в этом все-таки что-то есть.