В Коцк не ездят верхом, только ходят пешком,Ведь ныне Святыня — в Коцке,Ныне Святыня — в Коцке,И в Коцк обязательно нужно пойти,Обязательно нужно пойти.Джоэль не хуже меня знал, что в нашем символическом лексиконе Коцк находился не в Польше; Коцк был в Сомервилле; если где-то и есть «Святыня», то это Хавурат Шалом.
«Регель»,[475] ты знаешь, значит «нога».В Коцк не ездят, лишь ходят пешком.Поют и пляшут притом.Ведь хасид, как только отправится в Коцк,Он сразу пускается в пляс.Ведь хасид, как только отправится в Коцк,Он сразу песню затянет.Мы были новыми хасидами. До сих пор не вполне понятно, почему из всех возможных путей мы выбрали хасидизм. Может быть, потому, что хасидизм учил нас, что Богу надо служить бегашмиют,[476]
воссоединив дух и тело, тогда как слишком многие из нас бросались в одну из крайностей, а отступать уже было некуда — ни в штетл, ни в Израиль, ни обратно в пригороды, ни в разобщенный иудаизм.«Регель», ты знаешь, значит «привычка»,Так привыкни ходить ты в Коцк!И петь, и плясать притом!Ведь хасиды, как только отправятся в Коцк,Они сразу пускаются в пляс.Ведь хасиды, как только отправятся в Коцк,Они сразу песню затянут.Когда мы с Джоэлем привезли эту песню в Сомервилль и научили ей всех во время третьей субботней трапезы, она стала нашим неофициальным гимном, поскольку идиш был языком, связывавшим нас с нашими хасидскими предками, идиш воплощал в себе все, к чему мы стремились и чего никогда не могли достичь. И где бы мы ни встретились, сколько бы лет ни прошло, я всегда возьмусь за руки с Джоэлем и Джорджем, двумя моими хаверим,
с которыми мы вместе запевали песню о Коцке и пели так громко, что даже безнадежно фальшивый голос Арта сливался с хором. Мы пели о месте, где молились и протестовали, радовались и спорили, где молчание, будучи правильно использованным, могло стать сильнее слов.«Регелъ», ты знаешь, значит «йомтев»,[477]Гут йомтев,[478] гут йомтев, гут йомтев, гут йомтев!Пой и пляши притом.Ведь хасиды, как только отправятся в Коцк,Они сразу пускаются в пляс.Ведь хасиды, как только отправятся в Коцк,Они сразу песню затянут.Я искал Кросно, Черновицы, Вильно, искал Вильно в Иерусалиме, искал сам Иерусалим, а нашел вместо этого Коцк.
Глава 26
Продажа Иосифа
Когда И. Б. Зингера однажды спросили, почему он не пишет для театра, он, по слухам, ответил: «Потому что все пьесы на идише на самом деле совершенно одинаковые. Они все начинаются с душераздирающего кадиша
и заканчиваются бурной свадьбой».Ну что же, дело почти дошло до свадьбы.
На самом деле Эбби никак не подошла бы на роль жены члена Хавуры.
Она разъезжала на спортивной машине и тратила кучу времени на подкрашивание глазок. Можно ли себе представить, что она на несколько часов погрузится в молчание для разрешения внутренних противоречий? И, кроме того, Эбби не знала идиша — за исключением единственного слова, кохлефл, в буквальном смысле означающее «половник», а в переносном — хлопотливого человека. Однако в устах Эбби оно могло означать что угодно — от ругательства до ласки. Не то чтобы Мири говорила на идише, но это не помешало ей организовать в Брандайсе идишский театр, и, когда я, будучи популярным в университете учителем идиша, не пришел на прослушивание, она предложила мне эпизодическую роль, которая не требовала от меня заучивания текста, и при этом обещала стать лучшей ролью в спектакле. Разве я мог отказаться? Мой эпизод — веселая сценка, основанная на «Идиш-английском и англо-идишском словаре» Уриэля Вайнрайха, — вызвал бы невольную улыбку даже на лице Зингера.