На следующее утро все поднялись поздно. В столовой пожилая пара с Украины кормила желающих завтраком. Анна выпила только кофе, а Виктор съел два бутерброда – с сыром и колбасой.
– У Игоря нет лыж? – поинтересовалась Анна. – Я бы сейчас с удовольствием покаталась по лесу.
– Как это – нет?! – воскликнул Стрельник, усердно замаливавший вчерашние грехи. – У меня лыж – на целый взвод!
В огромной кладовке на первом этаже и в самом деле нашлось несколько пар лыж и ботинок, и хотя все это снаряжение было несколько устаревшим, но вполне добротным.
Надев лыжи, Анна и Виктор обогнули дом и пошли по узкой, сильно петлявшей лесной дороге. С обеих сторон стояли высоченные ели, их громадные лапы сгибались под тяжестью лежавшего на них снега, а самые нижние ветки были прижаты к земле и уходили под сплошной белый покров.
Вскоре лес закончился и начался длинный, пологий и совершенно открытый спуск. Лыжи сами катили вниз. Но потом пошел такой же пологий подъем. Идти по глубокому снегу стало тяжело, и они остановились на середине склона передохнуть.
– Смотри, – сказал Виктор, показывая на проложенную ими лыжню, – этот след связывает нас с прошлым, а впереди – целина, жизнь с чистого листа.
– Ты уверен, что красивые аллегории можно осуществить на практике? улыбнулась Анна.
– Тебя интересует: возможна ли жизнь с чистого листа? – уточнил он. Она у нас будет или именно такой, или ее вообще не будет.
– Наказал же меня Бог связаться с журналистом, – вздохнула она. – Ты можешь выражать свои мысли как-нибудь понятнее, для смертных?
– Проще некуда, – как-то спонтанно, к слову, решил Ребров сказать то, о чем он постоянно думал в последние недели. – Или мы решительно избавимся от прошлого, или оно не даст нам жить. Если ты не уйдешь с нынешней своей работы, то твой банк и Шелест постоянно будут стоять между нами. Тогда это будет не жизнь, а сплошной кошмар – подозрения, разбирательства… Поэтому я и сказал, что перспектива в наших отношениях появится только в том случае, если мы решительно избавимся от прошлого и все начнем как бы с чистого листа.
– Только не ставь мне условий, – жестким голосом, тщательно выделяя каждое слово, сказала Анна. – Я этого не позволяла делать Шелесту, а тем более не позволю тебе.
– А почему: мне – тем более?
– Прости, я оговорилась, – слегка смутилась она.
– Это – не оговорка. Ты неосторожно, в запале, высказала то, о чем думаешь.
– И о чем же я думаю? – прищурилась Анна.
– Ну… в общем, в твоих глазах я проигрываю Шелесту… У меня нет своего банка, дома за рубежом и круглой суммы на счете где-нибудь в Швейцарии…
– Если для меня это так важно, то почему я теперь провожу с тобой больше времени, чем со всеми остальными людьми, вместе взятыми?
Выяснения отношений уже было не избежать.
– Хорошо, давай будем откровенны, – с пол-оборота завелся Ребров, стремясь во что бы то ни стало довести этот разговор до конца. Он не знал, что на него накатило, но бороться с собой уже не мог. – И в компании «Русская нефть», и в банке ты получила работу во многом благодаря Шелесту. Могу ли я оставаться спокойным, зная, что ты продолжаешь находиться рядом с ним?
Лицо Анны залила краска.
– Неужели ты не понимаешь, что твои слова звучат для меня оскорбительно? Тебе не приходило в голову, что меня брали на работу в силу каких-то моих профессиональных качеств? Значит, по-твоему, меня таскали за собой, как какую-то девку?!
– Я не хотел тебя оскорбить…
– Но именно это ты как раз и сделал! – оборвала его Анна.
Она развернулась и пошла назад по проложенной ими же лыжне. Едва поспевая за ней, Ребров ругал себя за то, что затеял этот спор. И в то же время мысленно продолжал искать новые аргументы, доказывающие его правоту. Для него было очевидно: он не найдет покоя, пока Анна будет работать в «Московском кредите».
Вечером, празднуя день рождения Стрельника, все пытались изображать веселье, которое царило накануне. Но, как известно, удачные экспромты при повторении выглядят скучными и надуманными. К тому же за сутки гости успели рассказать все самые свежие анекдоты, порядком поднадоели друг другу, а ухаживания за женщинами актера Валетова казались уже не забавными, а пошлыми.
Ночью Ребров опять долго не спал. Он чувствовал, что не спит и Анна. Стояла та же самая ватная тишина, комнату заливал все тот же голубой лунный свет, только не было прежнего ощущения бесконечного счастья. Зато предчувствия каких-то неприятностей хватало с избытком.
В воскресенье, не дотянув даже до обеда, гости Игоря стали разъезжаться. Разворачивая машину на шоссе, Виктор еще раз бросил взгляд на оставшийся слева громадный серый дом и подумал, что в этом родовом гнезде российских интеллигентов, видимо, сидит какой-то неистребимый вирус самобичевания и грибок конфликтности. Во всяком случае, здесь он успел за два дня сначала поругаться с Игорем, а потом и с Анной.
Когда они пересекли Кольцевую автодорогу и въехали в Москву, Анна, не поворачивая головы, попросила: