Эксперимент удался. «На последнем дыхании» французские подростки — будущие бунтари 68-го — смотрели раз по пять-шесть (некоторые и по десять). Разумеется, они и не подозревали, что глядя на экран и идентифицируя себя с главным героем, они впитывают социальный радикализм Сартра, Фанона и Маркса. Но именно поэтому восприятие заложенных в фильме идей было максимально полным и абсолютно некритичным. Годар не зря начинал как кинокритик и исследователь кино. Он знал, как и почему действуют на зрителя «движущиеся картинки». Годар знал, что самая важная способность кино — это воздействие эйдетическое и — через эйдетику — суггестивное, воздействие на подсознание. Кино ведь не текст (вопреки тому, в чем позже начнут уверять всех Деррида и другие постструктуралисты).
Непонимание того, что «На последнем дыхании» — это пропагандистский, суггестивный фильм, фильм-модель, фильм, закладывающий установки, сыграло позже дурную шутку с Голливудом. В Голливуде, понятное дело, никто Сартра с Фаноном не читает (не по уму) — и когда, вдохновленный безумным успехом годаровского фильма, Джим Макбрайд сделал римэйк, дело кончилось грандиозным провалом. А ведь все — и режиссер, и продюсеры, и кинокомпания, и прокат, и банки — были уверены, что фильм принесет не меньше миллиарда...
Изощренная французская критика, уверенно ловившая «блох» (киноцитаты) в фильмах, оказалась философски
Тогда Годар заходит с другой стороны. В фильме «Жить своей жизнью» (1962) он рассказывает о судьбе «маленького человека», решившего «жить своей жизнью», то есть самостоятельно определять свою судьбу. Но выясняется, что в современном обществе это невозможно. Героиня фильма — Нана, актриса и продавец в магазине грампластинок — помимо своей воли становится проституткой, а попытка «выйти из дела» тут же наказывается — пулей сутенера. Тут все так ясно и обнажено, что даже французская кинокритика начинает догадываться, что это не просто «зарисовка из жизни», а что-то более опасное. Так и есть: это Маркс, Лефевр и Гароди. Говоря марксистским языком, это иллюстрация попытки «освободиться за спиной своего класса» — с показательной репрессалией за такую попытку.
Но фильм «Жить своей жизнью» не этим поразил молодых почитателей «новой волны». В фильме Годар пошел на откровенно отчаянный шаг — он ввел в ленту длинную-длинную (и явно не мотивированную сюжетом) сцену разговора героини в кафе со случайно встреченным пожилым философом (в котором легко угадывается Жан-Поль Сартр). Впервые во французском кино непосредственно в фильм вводился долгий философский монолог. Хотя Годар и старался адаптировать язык философа для восприятия «рядовым зрителем» (формально — для того, чтобы Нана хоть что-то поняла), тайный смысл монолога был ясен только посвященным: это был изощренный вариант поглощения философией атеистического экзистенциализма á la Сартр близкой к экзистенциализму феноменологии Мориса Мерло-Понти. Замысел просто наглый: Годар выполняет работу Сартра за Сартра — если выясняется, что известные расхождения Мерло-Понти с левыми (марксистами и экзистенциалистами) вызваны всего лишь тем, что Мерло-Понти, сам того не осознавая, излагает другим языком (в других терминах) то, что он на уровне
В начале 60-х «новая волна» как цельное явление перестала существовать. Но режиссеры остались. И сохранилась преданная аудитория: левая интеллигенция, студенты, лицеисты, школьники — те, кто привык смотреть Трюффо и Годара в киноклубах (сеть киноклубов покрыла в 50-е — 60-е годы всю Францию, кино «новой волны» прокатывалось именно через киноклубы, на «большой экран» практически не попадая).