Страна Икс

С тринадцати лет, как ощутил он себя непохожим на других, с беспощадной неумолимостью стремился он к своему нынешнему состоянию. Тогда, впрочем, были иные времена, и он был совсем не одинок. Что-то носилось в воздухе. Издалека замечал он единомышленников. Как магнитом их тянуло друг к другу. И везде — как вспомнишь — было одно и то же: лозунги на стенах, чадящие автопокрышки, листовки со смазанным текстом, биг-бит и поголовные цитаты из Сартра.

Однажды он почувствовал, что устал от трепа. Бланкизм, необланкизм... Анархизм, неоанархизм... Марксизм, неомарксизм... Ярлыки. Бесконечная говорильня. Опротивело. Он создал свою организацию. С легкостью феноменальной и наивностью поразительной. Через год она рассыпалась. Клявшиеся в любви братья возненавидели друг друга. Одна часть ушла в глубокое подполье и недолго развлекалась взрывами бомб в туалетах госучреждений. Другая — ударилась в педагогику и, обрастая детьми и жиром, бесконечно обсуждала одну и ту же тему: почему их новейшие педагогические открытия никаких плодов не дают? Третьи увлеклись дзеном.

Он создал новую организацию и пышно назвал её партией. Это тоже оказалось несложно. У него уже было ИМЯ. Но и это имя ему не помогло. И года не прошло — лидерство в партии захватили анархисты. И партия самораспустилась на том основании, что всякая иерархическая структура — зло.

С оптимизмом юности стал он создавать третью организацию. И тут встретил людей с судьбами, дублировавшими его собственную, — и потому понимавшими его с полуслова. Они разработали план действий. Хороший план. Блестящий план... Лишь вырвавшись из сумасшедшего дома, узнал он о страшном разгроме, постигшем их совместное детище. Его друзей убивали в собственных домах — в ванных, в постелях. Хватали на улицах, на работе, в студенческих аудиториях. Перебежчики и трусы кинулись врассыпную, всплыли провокаторы — и ненасытные глотки тюрем и сумасшедших домов получили новую порцию.

Он пришел из сумасшедшего дома с искалеченной, измененной психикой. От его анархического оптимизма не осталось и следа. Верный себе, подвел он под свое отчаяние изощреннейшую теоретическую базу. Немножко от Хайдеггера да немножко от Ортеги... Вот когда пригодился ему интерес к экзистенциализму. Вот когда сыграло с ним дурную шутку его несчастное сознание. Попытки самоубийства сменялись глубочайшей — многомесячной — апатией. С ужасом смотрели на пего те, кто ещё вчера им восхищался. Тут открыл он, что презрение легче всего настигает именно того, кем прежде восторгались. Один за другим покидали его те, кто ещё был с ним... А власти уже искали его. Приходилось менять одну квартиру за другой. А искалеченный мозг всё бился в чудовищной паутине безумия...

Он вновь поднимался по лестнице. На третьем этаже его внимание привлекли крики из-за двери. Он остановился. Послышались озверелая ругань и звон разбиваемой посуды.

— Давайте, ребята, давайте, — сказал он, одобрительно покачивая головой. — Туда вам и дорога.

Пятый. Музыка в квартире сменилась. Он прислушался. Нет, это уже была не запись. В квартире пели под гитару. Пели «The Answer Is the Blowin' in the Wind»... Теперь он уже не сомневался в правильности своей догадки. Это они. Это чудо. Это невероятное везение. Немыслимое везение. Последний, возможно, раз, бог знает почему и зачем, пришли они сюда — в квартиру, хозяйка которой давно сменила радикальные убеждения своей молодости на убогий мещанский уют сегодняшнего дня. Ну, впрочем, они-то пришли — ладно. Позвала опа их — они и пришли. Однокашница как-никак. Но только второй раз такое уже не повторится. Они — из другого мира. Они ей не нужны.

Значит — сегодня. Сегодня или никогда. «It's Now or Never». Единственная возможность. Последний шанс.

Значит — он должен. Должен дозвониться Бэзу. Бэз был еще одним, кто знал о существовании этой компании. Он не мог не понять, какое это везение — нарваться на них вот так. Тем более — только Бэз мог войти с ними в контакт. Элиз его не знала.

Он снова побежал вниз — к другой будке. «Бэз, Бэз, — умолял он в какой-то тайной надежде, — вернись, вернись же!»

Он не видел Бэза много лет. Со времен той дикой, глупой ссоры. Ссоры, в которой оба были неправы, конечно, и все же более неправ был он, Эл. Бэз, впрочем, тоже был хорош — его послушать, так у него, Эла, уже и права на личную жизнь не оставалось. Вульгарный социологизм какой-то! Фанатизм изувера! Но сейчас он осознавал, что и Бэза можно было понять. И, уж во всяком случае, не доводить дело до разрыва. Ведь столько лет, столько лет вместе... Alter ego...

Телефонная будка. Только бы он был, только бы он был... В одном можно не сомневаться: Бэз поймет и придет на помощь. Только бы он был.

Нету.

Ладно. Пойдем назад.

Он чувствовал все большее и большее возбуждение. На легавых бы не нарваться. Ведь за наркоту примут.