Страна Лавкрафта

– Да. Уговаривает меня начать издавать комиксы. Я сказал ему, пусть сначала накопит какую-нибудь сумму, и тогда мы вскладчину отпечатаем небольшой тираж… Слушай, ты, наверное, есть хочешь? Давай я разбужу сорванца, позвоню твоему отцу, и мы вместе сходим куда-нибудь позавтракать. Ты уже заходил к Монтроузу?

– Еще нет, – ответил Аттикус. – Собственно, поэтому я пошел сначала к тебе. Надо кое о чем переговорить.

– Хорошо. Тогда присаживайся, я поставлю кофе.

Джордж возился на кухне, а Аттикус вышел в переднюю гостиную, которая в детстве служила ему и библиотекой, и читальным залом. Книжный шкаф там тоже был разделен на «дядину» и «тетину» половины. На полках тети Ипполиты стояли в основном труды по науке и естествознанию, между которыми затесалась пара романов Джейн Остен. Дядя Джордж тоже отдавал дань уважения классической литературе, но главное место в своем сердце и на полках отводил «бульварному» чтиву: разномастной фантастике, детективным и криминальным повестям, ужасам и мистике.

Аттикус разделял любовь дяди к этим жанрам. Увы, почти все писатели были белыми, и это служило источником постоянных ссор с отцом. Поскольку Джордж старше Монтроуза, ему подобные пикировки были нипочем; к тому же он всегда мог поставить младшего брата на место. Аттикус такого себе позволить не мог. Если отцу вдруг взбредало в голову поспорить о литературных пристрастиях, приходилось терпеть.

А спорили о многом. Взять того же Эдгара Райса Берроуза: начиная с повестей о Тарзане (Монтроуза не устраивало в них все, и прежде всего сам персонаж) и заканчивая «барсумским» циклом, главный герой которого – Джон Картер – прежде чем стать полководцем на Марсе, служил капитаном в армии Северной Вирджинии.

– Главный герой – конфедерат?! – с отвращением спросил отец.

Аттикус попытался возразить, мол, технически Картер – бывший конфедерат; он перестал быть конфедератом, попав на Марс, на что Монтроуз издевательски засмеялся:

– Бывший – это как? Послушать тебя, так есть и «бывшие нацисты». Он воевал за рабство! Такие люди не могут быть «бывшими».

Монтроуз мог просто-напросто запретить читать подобные книги. Отцы некоторых приятелей Аттикуса так и поступали: сгребали их комиксы и подшивки «Удивительных историй» и отправляли в мусорный бак. Но Монтроуз, за редким исключением, не одобрял запрета на чтение. Зато он требовал, чтобы сын думал, о чем читает, а не просто поглощал все подряд, и в глубине души Аттикус признавал, что это разумное требование. Однако добрые намерения нисколько не оправдывали того, что отец постоянно искал повод прицепиться к сыну.

Обращаться за помощью к дяде Джорджу было бесполезно.

– Твой отец не так уж и не прав, – ответил он как-то раз на жалобу Аттикуса.

– Тебе же самому нравятся эти истории! Не меньше, чем мне!

– Да, нравятся, – согласился Джордж. – Но истории – они как люди. Наша любовь не делает их безупречными. Мы склонны ценить в первую очередь достоинства, а на недостатки закрываем глаза. Вот только они – недостатки – никуда не деваются.

– Ты ведь не выходишь из себя, как отец.

– Правда, не выхожу. По крайней мере, из-за книг. Хотя, признаюсь, порой они меня задевают за живое. – Он оглянулся на полки. – Порой они ранят меня в самое сердце.

Аттикус подошел к шкафу и снял со знакомой полки книгу с оттиском «Аркхем Хауз»: «Изгой и другие истории» Г. Ф. Лавкрафта.

Аттикус не ожидал, что Лавкрафт ему так понравится. Он писал ужастики, а ими больше увлекался дядя Джордж, тогда как Аттикус предпочитал приключенческие истории со счастливым или хотя бы обнадеживающим финалом. Но однажды ему вдруг взбрело в голову почитать Лавкрафта, и он наугад выбрал повесть потолще: «Хребты безумия».

В книге рассказывалось о научно-археологической экспедиции в Антарктиду. Разведывая новые места раскопок, ученые наткнулись на горную цепь с пиками выше Эвереста. За горами раскинулось плато, и на нем стоял город, построенный много миллионов лет назад расой пришельцев – старцев, или старейшин, – которые прибыли на Землю из глубин космоса еще в докембрийский период. И хотя старцы давным-давно оставили город, их бывшие рабы – протоплазменные чудища, которые назывались «шогготами» – по-прежнему водились в подземных туннелях.

Зря Аттикус пересказал этот сюжет отцу.

– Шугготы? – переспросил тот.

– Шогготы, – поправил Аттикус.

– Без разницы. А их хозяева – старосты…

– Старцы. Или старейшины.

– Дай угадаю: они светлокожие. А шугготы – темнокожие.

– Старцы вообще бочкообразные. И с крыльями.

– Но шкура-то у них белая, разве нет?

– Нет. Серая.

– Бледно-серая?

Были еще подколки в этом духе, а также замечание – вполне справедливое, впрочем – о том, как вольно Лавкрафт обходится с законами эволюции. Потом Монтроуз вроде бы оставил эту тему. Однако прошло несколько дней, и он принес домой сюрприз.

Мама ушла гулять с подругой, и Аттикус был в квартире один. Он читал «Зов Ктулху», стараясь не обращать внимания на жуткое ворчание в трубе под раковиной. Приход отца его даже обрадовал.

Монтроуз перешел к делу прямо с порога.