Страна мурров

— Первейшая необходимость — устранить причину душевного беспокойства, — ответил Эдам. — Но боюсь, госпожа Айлин, даже вам это не под силу…

— Не под силу что, устранить кошек? — хладнокровно поинтересовалась Айлин, хищным

взглядом обводя кабинет. — Это так.

Эдам испугался, что ей захочется испробовать на прочность что-нибудь ещё, кроме

попавшихся под руку несчастных ваз, о которых скорбел весь дом, и быстро сказал:

— Хотя бы убрать из неба самолёты. Уж самолёты вы кочергой не достанете.

Айлин сухо рассмеялась и сняла телефонную трубку.

Через неделю небо над Дубъюком больше не тревожили воздушные суда, по Алофе не ходили корабли, увеличилось число блокпостов вокруг города, и началось строительство Стены, правда, вскоре замороженное. Город, включая долину, стал заповедной зоной. Ассоциация по защите прав животных, которую возглавляла госпожа Монца, была вполне удовлетворена таким решением, ведь кошек очень пугают резкие звуки в небе и гудки кораблей, а это недопустимо.

Фанни — младшая госпожа — и раньше терпеть не могла Господина Миша, но теперь у неё испортились отношения с самой Сантэ. В Спящей крепости словно случайно стали биться вазы и посуда с изображением кошек, портились семейные фотографии, исчезали статуэтки и фильмы о кошках. Айлин страдала и страшилась, потому что будущее внучки оказалось под угрозой. По городу поползли слухи. Чтобы пресечь их, пришлось подключить прессу и нанять целую армию агентов, полгода распространявших о семействе Монца всякие позитивные байки. Айлин серьёзно потратилась, но в конце концов доверие к семье было восстановлено. Доктор Риц по собственной инициативе провёл сеансы психокоррекции, на которых советовал Фанни тщательно скрывать нелюбовь к кошкам, даже почитая их за неискоренимое зло. Эти формулировки утаивались от Айлин, но только так, считал Эдам, можно примирить девочку с суровой реальностью здешних мест, где кошки всегда ставились выше людей.

Айлин достала из сумочки носовой платок и поднесла к глазам. Похоже, девчонка опять что-то натворила…

— Что случилось? — прямо спросил Эдам.

— Вчера Фанни пнула Сантэ. Кошка до сих пор хромает. Вы понимаете, чем это грозит?

— Хранители, — проронил Эдам, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

Айлин кивнула.

— Все знают, я обожаю свою внучку, и не из-за родства, хотя одного этого было бы достаточно. За ум и доброе сердце. Она великодушна и способна на красивые поступки. И у неё много талантов. Мне приходится тренировать память, а у неё она феноменальная…

Эдам отвёл глаза. Никакой личной заслуги наследницы, лишь природный дар, хотя, приходится признать, удивительный.

— Она легко учится. В семь лет самостоятельно выучила язык глухонемых.

Из желания разведать, о чём разговаривают взрослые. Девочка тихо сидит с игрушками где-то в уголке, а сама исподтишка читает по губам…

— У неё сильные пальцы.

Настолько сильные, что учитель музыки отказался давать ей уроки — в её исполнении любое произведение превращалось в бравурный марш. Эдам, как мог, боролся с раздражением.

— Сила у неё от деда — мой покойный супруг Анчи гнул монеты пальцами. А память, конечно, от кого-то из Монца. Наверное, все эти умения могут ей очень даже пригодиться, но её безрассудство… Моя жизнь превратилась в кошмар. Я так за неё боюсь…

Айлин смотрела выжидающе, и Эдам был вынужден поведать ей очевидную банальность:

— Возраст. Отрицание и протест, авторитетов нет. Всё наладится.

— Когда? И как приблизить этот счастливый день? Не знаю, как её убедить, какие найти слова… Я приняла на себя заботу о кошках, а стало быть, и о городе, верчусь с утра до ночи, чтобы поддерживать в людях оптимизм в отношении кошек и, не хочу говорить «страх» перед ними, уместнее слово «уважение»… А в это время в моём собственном доме зреет катастрофа… Да ещё детки пропадают… Как тут не бояться за Фанни?

Эдам уже не раз слышал эти жалобы, и они ему порядком надоели. Всё труднее оставаться

вежливым, сохранять невозмутимый вид, кланяться. Но что поделаешь, служба есть служба…

Видимо, она всё прочла на его лице.

— Кажется, я выгляжу жалкой… вы правы, это ужасно. — Эдам протестующее поднял руку. — Нет, нет! Не нужно… Иногда трудно остановиться… говоришь, говоришь, как заведённая… Вы мне друг, я так сказала, но и друзей нечестно нагружать жалобами без меры. Вы можете идти. — Отвернувшись, она смахнула слезу.

— Чем я могу помочь, госпожа Айлин?

— Вы и так столько для нас делаете… даже не знаю, как вас благодарить…

— Нет, пожалуйста, прошу вас! — Эдам был искренен.

Помедлив, она достала колоду карт из сумочки, лежащей на столе.

— Нужно перетасовать не переворачивая и вытянуть одну карту. Всего одну. Подождите, я не стану смотреть. — Айлин встала и отошла к окну. Голова кружилась, и, чтобы не упасть, она ухватилась рукой за портьеру. — И в этот момент думайте о Фанни.