Страна мурров

Бомбаст устроилась рядом с Гартом. Казалось, она по ошибке надела на голову корзинку вернувшейся с рынка хозяйки: из пышных искусственных роз на её неизменной выходной шляпе торчали оранжевые морковки, и, сминая край шляпы, лежала на правом ухе, оттопыривая его, тяжёлая виноградная гроздь. Улучив момент, весельчак Гарт незаметно положил на её шляпу несколько настоящих виноградин. В этот момент Фанни смотрела на него, и он ей подмигнул.

Фанни измучили сомнения. С одной стороны, не хотелось портить праздник людям, обеспечивающим ей комфорт в родном доме. И из-за чего? Из-за показаний нелепого предмета, который она на горе себе выудила из старого буфета. Можно ли ему верить? Гадкая игла! Яд? Это же глупо. К тому же, она с ужасом предчувствовала праведный бабушкин гнев, который обрушится на неё, когда выяснится, что она рылась в чужих вещах. Ещё так свежи воспоминания об истории с этой вещью, а она снова рискует выставить себя во всей красе… Но как оставить всё как есть? Сидеть и ждать, что будет?

— Госпожа…

Фанни встретилась глазами с сидевшей напротив Леткой — на той лица не было.

— Что с тобой?

— Плохо мне… — Летка подалась к Фанни, наклонившись над низким букетом из белых роз. — Перед глазами чёрный туман… Не пойму, сейчас день или ночь…

Чёрный туман, чёрная игла. Фанни с тревогой наблюдала за гостями. За столом царило оживление. Торжественная часть уже заканчивалась, поздравляли последнюю именинницу, сменную горничную Флавию. Приближался критический момент, когда нужно будет встать и всё рассказать или — встать и уйти молча.

Неожиданно Летка, обычно такая сдержанная, принялась стучать вилкой по краю стола, сначала тихо, потом сильнее, громче, так, что стук стал слышен другим. Мартон не сильно удивился, зато Бомбаст, сидевшая по другую руку от Летки, заволновалась:

— Эй, чего долбишь, как дятел?

— Это она с голодухи, Анаболия, — вступился за подругу Мартон. — Я тоже с утра охотку нагуливаю, в животе тарарам… — Круговыми движениями он помассажировал свой выпирающий живот.

Шотка поднялась с места и, вытянув шею, посмотрела на Летку, потом забрала свой подарок и ушла.

Лорна прошлась вдоль стола, убирая плёнку с закусок. Несколько стульев оставались свободными.

Тук-тук-тук! Летка барабанила вилкой по столу. Тук-тук-тук!

— Чокнутая, — злилась Бомбаст. — Долбит и долбит. По голове себе постучи, слышь?

— Потерпи, Летка… Ух, как, это, сейчас поедим… до отвала, — уговаривал Мартон.

Раздалось приглашение Лорны:

— Пожалуйста, угощайтесь! Приятного аппетита!

— Можно мне с ветчиной? — тоненьким голоском попросил Гонзарик.

— Конечно, — приятным баритоном ответил Лунг, его дядя, придвигая к себе блюдо с бутербродами. — Вот, возьми.

Сердце у Фанни неистово колотилось, лицо горело так, будто в него плеснули кипятком. А если игла не врёт? Если они сейчас попадают замертво, с чёрными лицами? Как она будет жить после этого?

— Стойте! — крикнула Фанни, вскочив на ноги. — Никто ничего не ест! У меня важное сообщение!

Гости замерли, кто-то перед наполненной тарелкой, с вилкой в руках, кто-то, как доктор Риц, ещё только разворачивал салфетку. Испуганный Гонзарик быстро положил бутерброд на блюдо.

Бомбаст с ухмылкой поднесла ко рту бутерброд, но Фанни, потянувшись, ударила её по руке. Кастелянша взвизгнула. Бутерброд шлёпнулся в салатник, с фруктово-овощной шляпы во все стороны полетели виноградины.

Фанни бросилась к торцу стола, где никогда не ставили стул, отсюда она хорошо видела всех и сидевшую напротив бабушку.

— Дорогая, — натянутым голосом сказала Айлин, неприятно поражённая её поведением, — это не может подождать? И что там с Леткой, Лорна?

— Да-да, сейчас, — с готовностью отозвалась распорядительница по кухне и бросилась в обход стола, чтобы добраться до Летки.

До Мартона наконец дошло, что с Леткой что-то не так. Он пытался остановить взбесившуюся вилку, накрыв её тяжёлой ладонью, но Летка выдернула руку и вскрикнула таким страшным голосом, что все вздрогнули и наперебой заговорили:

— Да что такое?

— Господин Риц… вы не могли бы?

— Что с ней?

У Фанни стучали зубы. Она схватила скатерть за два свисавших на углах конца, потянула на себя, мелко перебирая ногами и пятясь, а потом, отскочив, со всей силы дёрнула и — обрушила на сверкающий паркет всё великолепие парадного обеда. От шума и звона бьющейся посуды задрожали стёкла, эхо прокатилось по первому этажу.

Случившееся было таким чудовищно-нелепым, нереальным, что в столовой наступила гробовая тишина. Все будто окаменели — с широко раскрытыми глазами. Фанни тоже стояла неподвижно, слёзы наконец побежали по лицу, принеся облегчение. Летка безжизненно повалилась на плечо Мартона, тот довольно неумело старался привести её в чувство, похлопывая по щекам.

— Извините… что обнажила крышку стола, — с кривой улыбкой сказала Фанни.

Тяжелее всего было Айлин. Она хотела встать, но не смогла и только кое-как выговорила:

— Ты перетрудилась, моя… моя девочка?

Раздался шум, в столовую вбежал взбудораженный Барри в парадной синей ливрее.