Страна мурров

Виктория принялась греметь кастрюлями, а Айлин, побродив по кухне, наведалась в коридор со сводчатым потолком, ведущий в кладовые, а потом и в уголок, отмеченный в плане. Как она и предполагала, тайник располагался в огромном чёрном буфете, где Барри хранил специи. Гиблое это было место. Как-то раз старик заманил её сюда и, невзирая на слабые протесты Айлин, с гордостью продемонстрировал запасы, после чего ей пришлось срочно пройти курс лечения от аллергии. Поэтому сейчас она рассматривала банки с надписями на незнакомом языке, с ужасом вспоминая, как некогда её накрыло облаком жгучих, горьких и приторно-сладких ароматов, и не решалась потянуть на себя стеклянную дверцу.

— Бабушка, — раздался сзади негромкий голос.

Айлин резко обернулась.

Рядом стояла Фанни, в косынке и в белом фартуке поверх рабочего платья, и протягивала ей узкий тёмный футляр. Её душили слёзы, губы кривились. Айлин взяла футляр из её рук, испытывая ни с чем не сравнимый ужас.

— Мне ещё пол надо вымыть, — отводя глаза в сторону, сказала Фанни. Она развернулась, чтобы уйти, но столкнулась с подошедшей Викторией, всхлипнула и убежала.

Ледяными пальцами Айлин встряхнула футляр — в нём блеснули две металлические иглы, соединённые цепочкой…

— Всё плохо, госпожа Монца? — спросила Виктория, когда их взгляды встретились.

— Плохо быть коротышкой — никуда не дотянешься. Плохо и опасно…

Павлина торопилась, потому что её пугал и преследовал Голос, а до верхней полки не могла дотянуться, вот и оставила иглы Фэрвора в старом тайнике. План с новым расположением тайников она уничтожила, как и требовалось, а старый — нет, ведь дело не было доведено до конца! Узнать бы, ради интереса, как она отчиталась перед уважаемым чанси Лотарусом. Хотя теперь это не имеет никакого значения… Великая Мау, но ведь могла хотя бы предупредить, что один тайник не тронут?! Конечно, могла. Просто не хотела выглядеть человеком, не способным исполнить свой долг. Ну, спасибо, тётушка Павлина… Коротышка Подляна.

Спрятав футляр с иглами под жакет, Айлин не смогла сдвинуться с места, ноги вконец ослабели. Виктория заботливо взяла её под локоть и помогла дойти до двери.

— Дальше я сама… спасибо, дорогая…

Айлин ушла, не глядя на Фанни, которая ползала на коленках, отмывая и без того сверкающие чистотой чёрно-белые квадраты пола.

…Выпрямив спинку, Сантэ сидела на постели и внимательно наблюдала, как Эдам приводит Хозяйку в чувство. Её жёлто-зелёные глаза сердито вспыхивали, когда его взгляд случайно натыкался на неё, — не иначе, помнила внушаемые им Фанни мысли, что все кошки суть неизбежное зло. Но доктор знал своё дело: дыхание Айлин постепенно выровнялось, сердце перестало бешено трепыхаться в груди, пальцы рук и ног потеплели, и Эдам ушёл, столкнувшись в дверях с откуда-то вернувшейся ловиссой. Ожидая её, Айлин и сама извелась, и загоняла Лунга — не появилась ли? Беспокоить Длит по деревяшке оба старались как можно реже.

Эдам с напускной холодностью кивнул ловиссе, хотя сердце заколотилось посильнее, чем у хозяйки. И при виде него — ни одной эмоции на её прекрасном лице! Отвратительный плащ, отвратительные ботинки… Он прошёл мимо, задрав голову. Как может женщина, которую он… которая ему нравится, так одеваться?

После того как Айлин поговорила с Длит, её помощница на несколько минут исчезла. Вошла и робко села на пуфик у окна Фанни: заплаканное лицо, пальцы беспокойно теребят белую косынку, лежащую на коленях. Айлин не сказала ни слова, вытянулась на спине и закрыла глаза. Снова появилась ловисса, успевшая переодеться.

— Итак, младшая госпожа, судьба вновь была к тебе благосклонна, — сказала она, встав перед Фанни. — Вероятно, ты надеешься, что тебе и в этот раз всё сойдёт с рук. Нет, больше никто не станет тебя выгораживать.

Фанни пробирала дрожь. В тихом голосе Длит она слышала нечто пугающее, беспощадное, словно ловисса давно привыкла судить людей.

— Бабушка… — пробормотала она, глядя на неподвижно лежащую Айлин. — Обещаю вести себя хорошо… поверь мне в последний раз…

— Я попросила персонал собраться в гостиной, — продолжала Длит. — Не стоит заставлять всех ждать. Особенно несчастного старика, которого подозревают в том, чего он не совершал. Пора идти, Фанни.

— Куда? Зачем?!

— Вид достаточно зарёванный, чтобы все поверили в твоё раскаяние. Кратко объяснишь,

как всё вышло, и принесёшь извинения.

— Нет! Ни за что! — крикнула Фанни. — Вы не можете ничего от меня требовать!

— Конечно, могу.

Фанни вскочила на ноги, скомкав, швырнула в Длит косынку и разразилась яростной истерикой — со слезами и бессвязными выкриками.

Отступив к кровати, Длит спокойно рассматривала висящую над изголовьем картину с Матерью-кошкой. Айлин лежала окаменев, с закрытыми глазами, и лишь слабое дрожание век и редкие судорожные вздохи говорили о том, что она жива. Сантэ у неё в ногах занялась своим туалетом и вылизывалась так старательно, словно комната не сотрясалась от отчаянных воплей.