В отличие от критиков-западников, таких как Белинский и его соратники, славянофилы прославляли и идеализировали исторические традиции и все то, что они считали уникально русским. Поэтому они выступали против упрочившейся за многие годы традиции заимствований, переводов и адаптаций иностранных книг. Вместо этого славянофилы требовали, чтобы литература, в том числе и детская, обращалась к своим исконно русским корням и находила там источник вдохновения и мерило ценностей. В 1835 году издатель журнала «Детская библиотека» Амплий Очкин объявил, что будет печатать отечественных авторов и «все отечественное» (Костюхина 2008, 50). Критики стали обращать внимание на степень самобытности рецензируемых книг; тенденция переписывать иностранные истории для русской аудитории стала терять популярность. Известная талантливая писательница Анна Зонтаг подвергалась насмешкам, а редактор одного журнала «упрекнул ее в том, что она якобы издала под своим именем французскую повесть» (Костюхина 2008, 51), хотя еще недавно это было общепринятой практикой. Некоторые славянофилы придерживались утопической веры в то, что дети обретут нравственную опору, познакомившись с простыми самобытными знаниями, полученными от русской общины, где исконно народные ценности и духовность сохранились не запятнанными западной моралью и верованиями. Русская интеллигенция обратилась к простому народу за мудростью. Эта тенденция вскоре сказалась и на отношении к детям. Считалось, что дети обладают врожденными знаниями, которые могут помочь исправить русскую культуру, поэтому их стали поощрять к созданию собственных произведений для детского чтения. Лев Толстой опубликовал рассказы своих учеников и советовал учителям учиться у этих «неиспорченных» крестьянских детей в том числе развитию языка и литературы (Арзамасцева 2003, 85–86).
После отмены крепостного права в 1861 году популистская концепция единой национальной идентичности или «народности», которая «подразумевала как уважение к национальным русским традициям, так и идеализацию простого народа», стала основой как детского чтения, так и для образовательных тенденций того периода (Kirschenbaum 2001, 15). Лиза Киршенбаум утверждает, что именно из‐за ориентации на народность русские школы начали отказываться от немецкой модели детских садов, привнесенной в Россию в конце 1850‐х, а преподавание русского языка в школах стало преобладать над изучением латыни, греческого и европейских языков (Kirschenbaum 2001, 13–15). Народничество также возродило интерес к фольклору, который стали рассматривать как воплощение народной мудрости, душевных переживаний и чаяний. В 1860 году Александр Афанасьев, ученый и собиратель фольклорных сказок, издал коллекцию «Русские народные легенды», за которой в 1864 году последовали «Русские народные сказки». Эти две книги составили основу его собрания «Русские детские сказки» (1870). Вскоре Афанасьев стал известен в России как русский последователь братьев Гримм. Николай Кононов объясняет, что в эти собрания входили народные и волшебные сказки, «знакомящие детей с народной жизнью, проникнутые сочувствием к обиженным и угнетенным и в то же время отличающиеся оптимизмом, верой в торжество разума, добра и справедливости» (1972, 139). Однако идеологическая направленность этих текстов встречала резкую критику педагогов и государственных цензоров.
Несмотря на порицание волшебных сказок и призывы к большему реализму, переводы сказок Андерсена и братьев Гримм и обработки русских народных и волшебных сказок продолжали издаваться. Они часто публиковались в переработанных версиях, выполненных русскими писателями. Так, Лев Толстой выполнял адаптации для начинающих читателей – крестьянских детей, которые наконец получили доступ к образованию. Для учеников своей крестьянской школы Толстой создал знаменитую четырехтомную «Азбуку» (1872), которая состояла из алфавита, текстов для чтения и заданий по арифметике. Второе издание, расширенное и переработанное, появилось в 1875 году; оно включало более ста новых рассказов и сказок, в том числе версию «Трех медведей». В том же году Толстой опубликовал детскую серию «Русские книги для чтения», в которой были сказки Афанасьева, Андерсена, Перро и братьев Гримм. Эти усилия свидетельствуют о кардинальных переменах в общественных взглядах и настроениях. Авторы, подобные Толстому, впервые начинают писать для недворянских детей.