Страна Оз за железным занавесом

Возглавив в 1924 году Главный комитет политического образования (Главполитпросвет), а затем работая заместителем наркома просвещения (1929–1939), Надежда Крупская требовала пересмотра детских фондов всех публичных библиотек, чтобы выяснить, насколько они соответствуют идеологическим задачам и способствуют развитию юных социалистических умов (1924). Прямым результатом ее усилий стало исключение из советских библиотек и вычеркивание из издательских планов волшебных сказок, поскольку они своими вымыслами и мелкобуржуазностью якобы отвлекали детей от реальной жизни. Лозунгами педагогов в то временя стали: «Сказка отжила свое». «Кто за сказку – тот против современной педагогики» и – самый простой и действенный – «Долой всякие сказки!» (Петровский 2006, 246). Вместо того, чтобы служить площадкой для дебатов, детская литература стала полем битвы конфликтующих идеологий.

Продолжая нападать на жанр сказки, Крупская написала статью под названием «О „Крокодиле“ Чуковского» и опубликовала ее в «Правде» 1 февраля 1928 года. Она обрушилась с критикой на те уроки, которые, как ей казалось, заключены в полюбившейся читателям сказке (Balina «Fairy Tales» 2005, 106–207). Крупская обвинила «Крокодил» в том, что там содержится «политически опасная чепуха», а также оскорбление народа и антисоветские тенденции (Петровский 2006, 88–92). Чуковщина – унизительный термин, образованный от фамилии Чуковского, олицетворял все те качества, которые Крупская считала наиболее вредными для детской литературы: антропоморфизм, буржуазную психологию, эскапистскую фантастику, отсутствие социалистических ролевых моделей и аполитичную тематику (Петровский 2006, 83). Но именно эти качества нравились юным читателям и именно они определяли лучшие произведения новой литературы, которая создавалась для советских детей. Отметим, что эти же качества можно найти и в «Удивительном волшебнике из страны Оз» Баума. Деятельность Крупской поспособствовала печальному концу замечательной русской сказочной традиции, а Чуковского привела на грань профессиональной и личной катастрофы, что вынудило его написать пространное письмо в свою защиту, в котором он опроверг обвинения Крупской. Луначарский, как нарком просвещения, опубликовал 11 февраля в газете «Вечерняя Москва» свой отклик, в котором заявил, что волшебная сказка – если ее очистить и правильно использовать – поможет развить у детей здоровое воображение. 25 февраля 1928 года Горький также направил в редакцию «Правды» письмо, в котором выступил в защиту своего друга. Но несмотря на эту поддержку, запрет на переиздание «Крокодила» сохранился. А по мере того, как Сталин сосредоточивал партийную власть в своих руках, были введены и другие ограничения.

Вскоре пространство советской детской литературы попало под пристальный контроль и стало весьма опасным. 23 июля 1928 года Центральный комитет издал постановление «О мероприятиях по улучшению юношеской и детской печати», в котором высказывалась недовольство высокими ценами и низким качеством литературы для молодого поколения и отмечалось частое использование «элементов нездорового приключенчества и неумелость освещения социальных тем», а также «сухость изложения и отсутствие привлекательной, живой фабулы» (Центральный комитет 1954, 377). Многие детские авторы оказались под ударами прозвучавшей в печати критики. Даже Маршак попал под обстрел со стороны партийного руководства за то, что издавал веселые развлекательные детские книги вместо воспитательных. Так что в декабре 1929 года Горькому пришлось защищать его перед властями. Эти нападки на детских писателей были предвестниками огромных беспрецедентных перемен, которые предстояло пережить детской литературе и книгоизданию. Евгений Добренко считает 1929 год началом сталинской революции, в ходе которой Сталин избавился от оппозиции, начал коллективизацию в деревне и «превратил термин „советский“ из синонима гетерогенности в синоним поляризации» (Dobrenko 2011, 98–99). Таким образом, все споры и дискуссии о литературе, включая детскую, закончились, и, как утверждает Добренко, с 1929 года сталинская концепция советской литературы «стала основой для политики в области литературы» (2011, 99).

Вскоре советы ликвидировали все частные предприятия, возникшие в годы нэпа, закрыли издательства и запретили литературные группировки и ассоциации. В 1932 году был учрежден Союз советских писателей, и вся литературная деятельность, включая создание произведений для детей, оказалась под полным контролем государства. В 1930 году в Московском библиотечном институте была открыта кафедра детской литературы, где стали готовить первых советских специалистов. Детская литература в очередной раз пережила радикальную переэкзаменовку, и вновь вспыхнули споры о ее будущем. Хотя многие партийные деятели требовали идти по чисто идеологическому пути, некоторые, такие как Горький, все еще отстаивали высокие стандарты литературного качества и право на эксперимент, обретенное в 1920‐е (Balina, Rudova 2005, 192).