Страна Оз за железным занавесом

Горький обратился к детям с открытым письмом, в котором спрашивал, чего они ждут от нового Государственного издательства и о чем хотели бы прочитать. Он получил в ответ две тысячи писем из всех уголков страны. В мае 1934 года Горький опубликовал в «Правде» свой ответ (Горький 1958, 211). Детские отклики очень различались по возрасту и интересам. Тем не менее Горький писал, что работа нового издательства должна стать ответом на эти запросы. Этот наивный, но трогательный жест иллюстрирует сложное и весьма запутанное состояние, в котором находилось детское книгоиздание в 1930‐е годы. С одной стороны, партийные функционеры и критики настаивали на идеологической чистоте литературы, игнорируя стилистические задачи. С другой – деятельность и решения таких высокопоставленных и авторитетных людей, как Горький и Маршак, зачастую вступали в противоречие с этими политическими требованиями. Естественно, такое положение не могло продолжаться долго, особенно после смерти Горького в 1936 году.

Вопреки критике Крупской, Чуковский, как один из самых оригинальных и любимых русских детских поэтов, возглавлял список авторов, книги которых издавало новое издательство (Kelly 2007, 99). Без сомнения, весомая рекомендация Горького повлияла на включение произведений Чуковского в издательский план. Интересно, что в 1936 году Горький рекомендовал к изданию и многие иностранные книги, которые ранее, в 1921‐м, вошли в его список для частного издателя Зиновия Гржебина. Но теперь идеология определяла выбор уже в гораздо большей степени. В подборку для младшего возраста Горький включил Киплинга, Андерсена, сказки Шахерезады и добавил русскую классику: сказки Пушкина и Петра Ершова, басни Крылова, а также произведения Чуковского и Маршака. Детям среднего школьного возраста он рекомендовал «показать историю развития мысли от фантазии до воплощения фантазии в полезную людям реальность» (Горький 1989, 127). Для старшего школьного возраста он предлагал издавать в основном произведения на исторические темы, включая историю Древнего Рима, Греции и Египта, а также рассказы о крепостном праве и рабстве, особо отмечая книгу Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома» (1989, 126–128). По тому, какие изменения Горький внес в обновленный список, можно судить о том, что в середине 1930‐х годов советская детская литература больше внимания уделяла тематике, чем отдельным произведениям и авторам, как это было в 1920‐е.

Тематический подход к детской литературе отражает требования, спускавшиеся «сверху». На Первом всесоюзном съезде советских писателей в 1934 году Андрей Жданов, восходящая звезда в партийной когорте Сталина, провозгласил социалистический реализм в качестве официального художественного метода для всего советского искусства. Отныне литература будет оцениваться в первую очередь не по своим художественным достоинствам, а по воспитательной и политической значимости. Под диктатом социалистического реализма детская литература и книгоиздание для детей в 1930‐е годы утратили свой новаторский характер и стали более прагматичными и политизированными.

В январе 1936 года, выступая на первом совещании по детской литературе в Центральном комитете комсомола, Маршак указал на необходимость положить конец прежней практике писать для детей, ориентируясь на интересы взрослых. Вместо этого он призвал создавать произведения, интересные детям (Маршак 1971, 272–273). И особенно ратовал за создание новой школьной повести – жанра, который набирал популярность в 1920‐е годы, но, по его мнению, воспроизводил унылую и идеалистическую школьную модель Запада. Вместо этого, считал Маршак, авторы должны изобразить новую советскую школу, которая меняется год от года и становится все лучше. В противовес приключенческим рассказам и дореволюционным заграничным образцам, детская литература 1930‐х годов обращается к повседневной жизни детей, в том числе и в обновленном жанре школьной повести, изображавшей то, как дети становятся частью коммунистического коллектива, значение которого больше и важнее, чем их индивидуальные жизни (Dobrenko 2008, 48).