— Нет, я уверен, если не пожалеть времени, все объяснить, втолковать нм, они послушают нас. Француз свою злую ложь твердил им из года в год, они и то поверили. А мы станет говорить правду, значит, нам они поверят быстрее… Да, и землю возделывать трудно, очень трудно. Досталось нам с вами — это так. А все потому, что мало нас и сил не хватает. Теперь еще от зари до зари надо будет работать всем миром, чтоб прокормить Харо. Но через год они станут на йоги. Зато ряды наши пополнятся: шутка ли — четыреста человек! И станет нам всем полегче. Так что кормить Харо — все одно, что кормить самих себя…
Старый Ой — он по-прежнему восседает посреди площади — невнятно бормочет:
— У тебя, Нуп, видать, лишнего запасено, ты и давай. А я голода боюсь, не дам ни зернышка.
Все расходятся. Пора идти в поле. Разговоров больше не слышно.
Нуп тоже уходит. У него сегодня дела в Баланге.
Вернулся он поздно ночью.
Лиеу — она уже спала — вздрогнула и проснулась: чьи там тяжелые шаги на ступеньках? Встала, вышла поглядеть и увидела мужа.
— Ты куда? — спросила она. — Что это ты несешь?
— Рис — землякам из Харо.
— А мне почему не сказал?
Он не нашелся с ответом. Постучал пальцем по ступеньке, помолчал.
— Лиеу… — сказал он наконец негромко, — у нас ведь в доме припасено больше ста корзин риса. Матери и Ха Гу, решил я, хватит тридцати пяти корзин. Так ведь? Отдам-ка остальное людям Харо.
Лиеу оперлась рукой о лесенку.
— И расчищу в этом году три поля, — сказала опа. — И ты — еще одно. Не стану гнать водку, буду класть на алтарь поменьше риса. Сама буду есть клубни май, а маме с Хэ Гу, конечно же, риса хватит…
Пуп взвалил корзину на спину и вместе со старым Па, Сипом и Типом ушел в лес. Нет, никогда не любил и не жалел он жену так, как сейчас. Скоро, почитай, два месяца, как он и вовсе не появлялся дома, даже в глаза но видел своего поля, не срубил ни единого дерева. Рис, который он нес на спине, вырастила Лиеу.
Он вспомнил, как позавчера, возвращаясь из общины, дошел до околицы — глядь: под манговым деревом собрались женщины, Лиеу — она стояла в самой гуще толпы — подняла руку и заговорила:
— Позвольте мне сказать…
Оп быстро свернул на другую тропу. Лиеу ведь раньше была неразговорчива, на людях стыдилась и рот открыть. А теперь вон женщины деревенские выбрали ее над собою главной. Правда, позавчера она впервые говорила перед народом. Вот Нуп и не захотел попасть ей на глаза — смутится еще, оробеет.
На сердце у него было легко и радостно. Он обернулся вдруг и поглядел на созвездие, напоминавшее лодочный руль киней: оно по-прежнему высилось на небе. Как далеко отсюда дядюшка Хо, а вот ведь умудрился наставить и просветить здешний люд, довести его до пути!
Отойдя довольно уже далеко, он неожиданно вспомнил:
— А Тун-то где?
— Он выйдет попозже.
Вскоре появился и Туи с корзиною риса за спиной. Следом шли двое, Хоп и дядюшка Шринг. Туп сумел уломать их.
Еще через два дня шестьдесят земляков из Конгхоа — одни, потом другой, третий — отнесли рис. в Харо. Примеру Конгхоа последовали Баланг и Талунг.
Деревья на обоих берегах речки Датхоа высокие, зеленые. Вода в речке громко журчит. Тут-то люди Харо и поставили новую свою деревню — пятьдесят с лишним домов. Весь день вокруг снует, суетится народ. Разговоры, смех — точь-в-точь птичье гнездовье поутру. Тут и партизаны из Конгхоа, Баланга, Конгма: эти учат соседей из Харо, как похитрее ставить ловушки и частоколы вокруг новой деревни. Женщины Конгхоа ведут товарок своих из Харо работать в поле. Целых шесть длинных домов в лесу полны риса, что прислали окрестные деревни…
Полмесяца спустя в Харо устроили званый пир, и тамошний люд во всеуслышанье поклялся отныне и во веки веков не враждовать с Конгхоа и вместе бить француза.
Речки полноводнее Датхоа нету в здешней округе. И как ни ярится солнце, она знай себе бежит, не скудея, синяя и прохладная. Нуп стоит на открытом ее берегу — пусть ветер перебирает волосы, треплет набедренную повязку. Много лет назад девяносто человек, стиснув зубы от горя, покидали эту речку, поднимаясь на гору Тьылэй, чтобы и дальше биться с французом. Нынче они вернулись обратно. Нет, их уже не девяносто человек. Куда там! В деревнях Конгхоа, Баланг, Талунг, Дета и Харо более тысячи людей.
Он наклоняется и пьет воду из речки…
В третьем месяце пришло из провинции письмо — Нупа вызывали на совещание.
— Пойдешь, — сказал ему Тхе, — на Съезд ударников соревнования всей нашей зоны[26].
Нуп никак не мог взять в толк, что за Съезд такой.
— Там, — объяснил ему Тхе, — соберутся ударники со всей зоны и проголосуют: кто лучше всех бьется с врагом, работает в поле и крепит народное единство.
— Тогда, — сказал Нуп, — идти должен дядюшка Па. Кто, как не он, знает доподлинно нашу деревню, каждого земляка — дела их и заслуги. Он расскажет об этом получше меня.
— Нет уж, — засмеялся Тхе, — руководство провинции вызывает тебя, ты и иди. Узнаешь много полезных вещей.