Это царство, как и любое другое, состояло из почти неизмеримого числа индивидуальных сознаний, каждое из которых было вынуждено взвешивать последствия каких-то своих действий не только исходя из своей собственной воли, но и воли других – как известных, так и неизвестных. Лишь немногие намеренно желали зла своим собратьям, но иногда, будь то из любви, страха, ревности, гнева (праведного или не очень) или стыда – какие бы эмоции ненадолго ни охватывали их, управляя их действиями, – им все-таки удавалось причинить это зло. Просто невозможно жить полноценной жизнью, взаимодействовать с людьми и время от времени не причинять им боль. Людские сердца нежны, их очень легко ранить, хоть и исцеляются они быстрее, чем некоторые пытаются вас уверить.
Однако редко кто сталкивался с активной, преднамеренной недоброжелательностью – когда зло совершалось исключительно во имя зла. Зло здесь существовало, но было скорее исключением, а не правилом. Лесник знал, что даже фейри по своей природе не были злыми, хоть и совершали порой дурные поступки. Они просто верили, что мир по праву принадлежит им и что они присматривают за ним лучше людей – а кто мог сказать, что они ошибались? Саада уже рассказала ему о лесах, вырубленных лордом Балвейном на востоке, о шахтах, вырытых им для добычи топлива для своих плавильных печей и золота для своей казны, и ядовитых отходах, которые он без зазрения совести сливал прямо в реки и ручьи. Лесник и сам видел гарпий, убитых по приказу Балвейна – одних из последних представительниц расы, по меньшей мере столь же древней, как и людская, – убитых только потому, что какой-то выскочка, новоявленный аристократ, отказался уважить старинный почтенный договор, не отвечающий его целям. Да, фейри похищали детей и питались ими, но они рассматривали человечество как некий низший вид – точно так же как люди едва ли задумываются о животных, которых убивают и употребляют в пищу.
Теперь люди и фейри встали на путь, который мог привести лишь к дальнейшему кровопролитию, если не удастся достичь хотя бы подобия перемирия, хотя Лесник сомневался, что такой компромисс возможен. Фейри были слишком уж древними, а их вера в свое превосходство – слишком устоявшейся и слишком глубоко въевшейся в их представления о самих себе, чтобы уступать хоть какие-либо позиции; хотя люди, пусть будучи и моложе в историческом плане, мало чем отличались в этом отношении. Кроме того, они превосходили фейри численностью и с каждым днем распространялись все шире. Время фейри прошло. Вся логика и здравый смысл говорили об этом, но что-то убедило их, что это может быть не так.
Почему, тревожился он, фейри так легко отказались от нападения на деревню? Правда, они ушли с добычей – и этих детей требовалось вернуть: нельзя было позволить их свету угаснуть лишь для того, чтобы накормить фейри, – но главная цель налетчиков несомненно заключалась в том, чтобы уничтожить Сааду и ее дочь, точно так же как они уничтожили Блайтов. Это им не удалось. Хотя вообще-то фейри едва ли приложили к этому какие-то усилия…
Лесник вдруг перестал расхаживать взад и вперед, увидев неподалеку Сааду, а рядом с ней Табаси. Оба с тревогой выискивали в толпе лицо, которое все никак не могли углядеть, и искали среди мертвых того, кого боялись найти. Он услышал, как кто-то произнес имя их сына. Баако нигде не было видно.
Лесник вздрогнул. Опасность была совсем близко. Над ним возвышался склон за деревней, и теперь его взгляд скользил по отвесной поверхности осыпи, все выше и выше, пока не наткнулся на неестественную темноту, которая скрывала вершину из виду. Он уловил доносящийся откуда-то из нее ритм, похожий на барабанную дробь, и тут понял, почему фейри оборвали свой набег, не достигнув намеченной цели, – поскольку, что касалось Саады, они не были главной силой.
– Саада, – крикнул Лесник, – быстро в дом!
Из темноты на вершине горы выпали три фигуры, быстрые, как стрелы. Две из них отделились, чтобы отвлечь воинов, окруживших Сааду, и оставить ее на открытом пространстве, тогда как третья, старая седовласая гарпия, которая противостояла Леснику и Церере на мосту, нацелилась непосредственно на Сааду, стремительно упав на нее, подобно атакующему соколу. Лапы гарпии с сокрушающей кости силой обрушились Сааде на плечи, когти глубоко вонзились в плоть, и она тут же вновь взмыла в воздух, словно и не заметив веса умирающей женщины, которую уносила во мрак. Две другие гарпии отступили, чтобы последовать за своей сестрой, и вскоре тьма тоже приняла их, окутав своим черным покрывалом, когда они взмыли к вершине, где беспросветная мгла вскоре превратилась в черные закручивающие завитки, быстро растаявшие в ночном небе.
XL
AELFSCYNE (староангл.)
Красивый, как фейри