– Он прав, – поддержал его Табаси. – Без тебя мы все ослабнем, а мне, – добавил он, – и вовсе не жить.
Саада, признавая мудрость первого аргумента и глубину чувств, стоящих за вторым, согласно кивнула. Ее и Ими мгновенно окружила фаланга воинов с копьями и мечами наизготовку, и в боевом порядке они отступили за стены главного дома.
– Ты должна пойти с ними, – сказал Лесник Церере.
– Нет, я останусь здесь, с вами, – ответила она, на пробу взмахнув мечом. – Иначе эта штуковина годится только в качестве украшения.
Лесник не стал утруждать себя возражениями – на это уже не было времени. Жители деревни продолжали погибать от рук фейри.
– Мы не можем сражаться с ними в темноте, – сказал Лесник Табаси. – Нужно больше света.
– Берите факелы! – призвал всех Табаси. – Все, какие только сможете найти!
Вскоре вокруг них опять вспыхнуло пламя, и навеянная фейри тьма шарахнулась от него, словно опасаясь обжечься.
– Держитесь небольшими группами, – приказал Лесник. – Помните, эти факелы столь же надежны, как сталь. Огонь – это оружие, а его свет – ваше преимущество.
Рядом с Церерой лежала груда незажженных факелов. Подняв один, она запалила его от уже горящего. Со всех сторон слышались крики замешательства и паники, источники которых терялись во мраке. Откуда-то справа от них донесся визг, за которым последовал женский вопль: «Нет! Нет!» Это прозвучало где-то совсем близко. Церера посмотрела на Лесника, и вместе с Табаси и еще одним из мужчин, стоявших позади них, они бросились на помощь женщине. Густая чернота поспешно отступала перед ними, и раз или два Церера слышала отчетливое шипение, когда какой-нибудь из клубящихся перед ними черных завитков не успевал вовремя отдернуться и пламя опаляло его, оставляя после себя запах, похожий на вонь сгоревшего пороха.
В дверях хижины лежал пожилой мужчина, наполовину высунувшись за порог. Над ним возвышался один из фейри, на сей раз меньших габаритов и более светлокожий, чем тот, что противостоял Церере, одновременно и с мужскими, и женскими чертами лица и очертаниями тела. В правой руке он держал за одну ножку младенца, свесившееся вниз личико которого уже стало багровым от прилившей к голове крови. Фейри пытался отбиться от женщины, скорее всего матери ребенка, которая накинула ему на левую часть тела рыболовную сеть, опутав от плеча до ноги, так что фейри не мог свободно взмахнуть своим мечом. В то же время женщина силилась удержать его левую руку с мечом, безуспешно тыча в кожаные доспехи маленьким кухонным ножиком. Наконец фейри удалось повернуть лезвие своего меча, чтобы разрезать сеть. Сбросив ее, он попытался исподтишка ткнуть им, чтобы выпотрошить свою мучительницу, и…
Церера, воздев обеими руками свой собственный меч, изо всех сил опустила его, отрубив фейри кисть у самого запястья. Тот издал мучительный вопль, словно оркестр расстроенных скрипок, пытающийся сыграть одну и ту же ноту, но этот вопль резко оборвался, когда топор Лесника издал короткое «чоп!», и смерть Абанси была должным образом отомщена еще одним обезглавленным трупом. Умирая, фейри ослабил хватку на ребенке, и его мать, лежащая теперь на земле под ним, подхватила того на руки. Церера бросила взгляд на старика в дверях, но его страданиям почти пришел конец, и сырая земля была уже готова встретить его. Женщина, крепко прижимая к себе ребенка, подошла к нему.
– Я присмотрю за ним, – сказала она. – А теперь идите. Ваша помощь нужна другим.
Церера присоединилась к остальным, внимание которых уже было приковано к группе женщин, которые загнали одного из захватчиков в угол возле крутого склона холма, удерживая его на расстоянии палками, пиками и вилами. Лесник протолкался сквозь толпу, и Церера увидела, что жители деревни осадили какого-то скорчившегося у земли волосатого зверя размером с горную гориллу, с лохматым коричневым мехом и бледным безволосым черепом, обезображенным какими-то вздутыми наростами.
– Эта страшила, – объяснил Лесник Церере, – называется хобгоблин.
Глаза хобгоблина были желтыми, что придавало им выражение пустой злобы. Чтобы не возникало никаких сомнений по поводу его настроения, он держал в одной лапе отрубленную голову Абанси – приз, который ему не хотелось отдавать, даже несмотря на то, что его окружали до предела обозленные женщины. Церера могла понять почему: на кожаных доспехах хобгоблина вместо эполет были приделаны почерневшие человеческие черепа, а сами доспехи были украшены чем-то, что на первый взгляд напоминало россыпь жемчужин, но при ближайшем рассмотрении оказалось человеческими зубами. На плечи у него был накинут тонкий шнур, который и вздернул на крышу Абанси, а в правой руке он держал деревянную булаву, усеянную зазубренными шипами из кварца и ярко-зеленого жадеита.