Страна потерянных вещей. Книга 2

– Послушайте, я не юная девушка! – оскорбилась Церера. – Нам нужно прояснить это с самого начала. Мне тридцать два года, но я застряла в своем собственном шестнадцатилетнем теле, и меня это совсем не радует. Тогда мне не очень-то нравилось быть шестнадцатилетней, и уж точно никогда не хотелось бы опять оказаться шестнадцатилетней, тогда как на самом деле я вдвое старше. Одного раза мне вполне хватило. Ничего в это подростковом возрасте хорошего: и панические настроения, и необходимость выглядеть красивой и стройной, приспосабливаться, нравиться мальчикам – или девочкам, раз уж на то пошло, – и стресс, этот вечный стресс из-за попыток просто устоять на ногах в этом мире.

Лесник не выказал ни малейших признаков недоверия.

– Объясни, как это произошло, – попросил он.

Церера так и сделала. Рассказала ему про дупло в дереве и про старую усадьбу на территории «Фонарного дома», про говорящую библиотеку и разумный плющ. Рассказала ему про лицо, которое видела на чердаке, и про голос, который там слышала. Рассказала о «Книге потерянных вещей» и историях, которые, к своему собственному изумлению, сочиняла и записывала, – историях, которые могли быть связаны с этой самой книгой. Рассказала ему про Фебу и про то, как та затерялась неизвестно где. И наконец рассказала о Духе Данного Ручья, ведьмах и Калио – коварной и хищной Калио. Объяснения явно затянулись, да еще и не самые простые для восприятия, и ей было неловко взваливать все это на Лесника, но он ведь и сам об этом попросил.

– Я придерживаюсь мнения, – закончила Церера, – что у меня наверняка какое-то нервное расстройство, а вы – просто часть его. Простите великодушно, но, поскольку вы почти наверняка ненастоящий, для вас все это явно не так утомительно, как могло бы быть в противном случае. По каким-то причинам, которые я не могу сейчас себе даже отдаленно представить, этот роман, «Книга потерянных вещей», стал основой для фантастического мира, в котором я сейчас нахожусь. Но если я сумею найти выход отсюда – то есть ключ к этому своему нервному срыву, – то проснусь на удобной и чистой больничной койке, медсестра предложит мне чашечку чая и кусочек тоста, и все будет хорошо – или, по крайней мере, вернется в норму.

– Но почему ты пришла к выводу, что этот мир не настолько реален, как твой, – спросил Лесник, – если даже и не в большей степени?

– Этого не может быть. Этого просто не может быть.

Но, произнося эти слова, Церера вновь поймала себя на том, что хочет, чтобы что-то из сказанного ею соответствовало истине, в то же время втайне признавая, что, увы, дело совсем не в этом. Все здесь было слишком уж реальным: тошнота и ломота от яда, острая боль в руке от жала Калио, вкус супа, жар очага, запах звериных шкур и лампового масла и даже звук дыхания Лесника. Ни один ночной кошмар, ни один бред в результате психологического или эмоционального срыва не может быть настолько детальным. Или может?

Лесник смотрел на огонь, погрузившись в какие-то собственные мысли – или, как оказалось, в воспоминания.

– Итак, он написал книгу… – сказал Лесник огню. – Ну естественно, написал!

И Церера увидела у него на лице такую нежность…

– Дэвид, – произнесла она. – Вы говорите про Дэвида.

– Да.

– Потому что он был здесь. Вы – тот, кого он тут повстречал, – тот самый Лесник.

Церера почти сразу обо всем догадалась, но предпочла не высказывать это вслух, пока не узнает больше.

– Да, я повстречал его, – подтвердил Лесник. – И путешествовал с ним, но только не здесь – или, вернее, не совсем здесь.

– Вы говорите загадками, – сказала Церера. – Насколько я уже поняла, этот недостаток присущ многим созданиям из этого мира.

Лесник опять вернул все свое внимание к ней.

– Это не те земли, в которые попал Дэвид, – объяснил он, – равно как и этот дом – не тот же самый, в котором я улегся спать. Этот мир в чем-то схож, и, хотя кое-что, оставшееся от пребывания здесь Дэвида, – все, что происходило, пока он путешествовал по этим краям, – сохранится в нем, многое станет другим. Кое-что из того, что было известно, сменится теперь неизвестным, а некогда обыденное окажется чуждым и неизведанным.

– Почему? – спросила Церера.

– Из-за тебя. Если ты оказалась здесь, то лишь потому, что тебе это было суждено. Никто не попадает сюда случайно или по ошибке. Все здесь изменится в ожидании твоего появления и теперь, когда ты уже здесь, будет развиваться и дальше. Все, что ты собой представляешь, – твои страхи, твои надежды, то, что ты любишь, и то, что ненавидишь, – возымеет свое действие. Теперь это твоя история, и этот мир уже создает обстановку, в которой должен разворачиваться ее сюжет, – точно так же, как это некогда произошло и с Дэвидом.

Церере не понравилось, как все это выглядело. Она не была настолько уверена в своей психической стабильности – даже в лучшие времена, – чтобы надолго застрять в мире, обусловленном чем-то подобным.

– Он бесследно исчез, – сказала Церера. – Вы в курсе?

– Дэвид никуда не исчезал, – ответил Лесник. – Он вернулся – в это царство и ко всему, что он любил.