Страна потерянных вещей. Книга 2

– Может, ты и права. В конце концов, если кто-то создает монстров, то не стоит удивляться, если они ведут себя именно так. Но я никогда не была настолько зла к ним, как они ко мне, и это слабое оправдание такому их поведению. Их страдания были недолгими, и, когда я убивала, это было делом одного мгновения. Но меня они травят уже целую вечность, и конца этому не видать. Если, конечно, ты не решишь мне помочь.

– А зачем мне это делать?

Охотница улыбнулась.

– Потому что, как и любой хороший охотник, я давным-давно уже научилась сливаться со своими охотничьими угодьями воедино – чуять, слышать и ощущать изменения в них. Фундамент этого дома глубокий и старый. Скобы, удерживающие мою голову на месте, утоплены в его стенах, а эти стены сидят глубоко в земле. Я знаю то, чего не знают другие, и я слышала, как произносили твое имя: Церера. Разве это не так?

Церера не стала этого отрицать.

– Кто произносил мое имя? – спросила она. – Тот, кто привел меня сюда?

– Ага, – оживилась Охотница, – выходит, у меня есть информация, которая тебе нужна, но вот что ты можешь предложить взамен?

– Я не собираюсь с вами торговаться, – сказала Церера. – Вам нельзя доверять.

– Но ты ведь хочешь вернуться домой? Хочешь снова увидеть свою дочь? Да-да, и про нее я тоже знаю. Чем дольше ты остаешься здесь, тем быстрей она угасает. У нее нет твоего голоса, чтобы читать ей вслух, говорить, что она любима, умолять ее вернуться к тебе. Она считает себя нежеланной – обузой, от которой ты предпочла бы избавиться.

– Это неправда!

– Я верю тебе, – произнесла Охотница, – хотя другие могут оказаться и не столь доверчивыми. Но только кто скажет твоей дочери, запертой в застывшем теле, что эти ее страхи не соответствуют действительности? Когда тебя нет рядом, кто сможет любить ее так, как любила ты, и кто будет любить тебя так, как любила она? В твоем мире ты мать, а она – твоя дочь. А здесь ты ничто. Это может быть и жестоко, но это не ложь.

Каждое слово Охотницы резало Цереру, будто ножом. Если б в них не было правды, они не смогли бы причинить ей такую боль.

– Тогда спрашиваю еще раз, – сказала Церера, – чего вы от меня хотите?

– Чтобы мне дали такой же шанс, какой я давала своим детям в лесу, – ответила Охотница. – Слиться с телом животного, а затем быть выпущенной на свободу. Я готова рискнуть стать добычей, умереть от зубов и когтей, от стрелы или копья, но я хочу, чтобы этим страданиям пришел конец.

Церера услышала позади себя какой-то шум, и в хижину вошел Лесник. С ним были человек-медведь и женщина-барсук. И хотя Лесник явно испытал облегчение, обнаружив, что она в безопасности, гибриды ворчанием выразили свое неудовольствие вторжением Цереры – и, в частности, тем, что она беседует с женщиной, которая сделала их такими, какие они есть.

– Я просил тебя не бродить по лесу, – сказал Лесник.

– А я и не бродила, – возразила Церера. – Я пошла на голос. Ее голос.

Она указала на лишенную тела голову Охотницы, которая теперь замолчала, ожидая, что произойдет дальше, и наверняка прикидывая, как это можно обернуть в свою пользу.

Лесник обвел взглядом стены комнаты, увешанные множеством трофейных голов.

– Разве это не подходящее наказание? – произнес он, указывая рукой на незрячую галерею ушедших. – Только посмотри, какие страдания она причинила, и все это во имя охоты.

Но Церера заговорила не с ним, а с человеком-медведем и женщиной-барсуком, а через них и с остальными. Обращалась она к ним почтительно и с большой деликатностью, но голос у нее ни разу не дрогнул.

– То, что эта женщина сделала с вами, совершенно отвратительно, – сказала она, – и ваши мытарства продолжаются. Я вижу это в ваших глазах – потому что вижу то же самое в своих собственных глазах всякий раз, когда смотрю в зеркало. Один человек сделал со мной кое-то ужасное. В момент глупости и излишней самонадеянности он лишил меня моей дочери и отнял у нее ту жизнь, которая по праву принадлежала ей. Я не могу заставить себя простить его за это, но все же я не хотела бы, чтобы за все то зло, которое он совершил, за все страдания, которые он причинил, этот человек страдал так же, как страдаем мы с моей дочерью. Я бы никому такого не пожелала. А если б пожелала, то каким человеком это меня сделало бы?

Пока вы держите Охотницу в таком состоянии, пока продлеваете ее мучения, вы остаетесь ее пленниками. Каждый день вы вынуждены слушать ее крики и каждый день наносите бальзам, чтобы ее страдания продолжались. Но, подвергая ее этой пытке, вы лишь усугубляете свою собственную боль. То, что вы делаете, каким бы оправданным это ни казалось, не так уж сильно отличается от того, что она делала со зверями и детьми, которых приводила сюда, – с теми, которым пришлось ощутить укус ее клинка и жало ее стрелы. Но вы – это не она. Вы лучше. Не позволяйте ее порочности заставить вас забыть об этом!