Человек-медведь молчал, женщина-барсук тоже. Церера испугалась, что переступила черту, и сразу же пожалела, что вообще открыла рот. Какое право она имела говорить им, что правильно, а что нет? Нельзя не признать, что она могла указать им и на свое собственное бедственное положение, но оно было не таким, как у них. Это одно из проклятий любого несчастья: каждому живому существу суждено страдать, поскольку страдание – это часть жизни, и никому никогда до конца не понять страдания другого, потому что каждый из нас страдает по-своему. Но это вовсе не значит, что нам не стоит пытаться, пусть даже безуспешно, облегчить страдания других людей.
– Мы слышали только конец вашего с ней разговора, – сказал Лесник. – Она предложила помочь тебе, но только в том случае, если ты поможешь ей в ответ.
Плечи у Цереры поникли. Она устала, но эта усталость была не только физической – это было изнеможение души. Нехорошо, что часть ее разговора с Охотницей была случайно услышана, но только лишь потому, что она была уже на пределе.
– Да плевать мне на ее обещания! – воскликнула Церера. – Я остаюсь при своем мнении, даже если она никогда больше не заговорит со мной. Этому нужно положить конец. Это неправильно.
– Как бы ты хотела, чтобы они поступили? – спросил Лесник. – Сделали ее такой же, как они сами, а потом затравили до смерти? Обрекли на смерть какого-нибудь зверя, чтобы создать новое воплощение Охотницы?
– Нет, я бы попросила их уничтожить этот флакон с бальзамом. Что бы он ни принес хорошего когда-то, какой бы целебной силой ни обладал, это навсегда омрачено тем, что здесь творилось. Без бальзама Охотница умрет, и тогда все это останется позади и будет кончено – не забыто, да и не должно быть забыто, но наконец-то кончено.
Старый человек-медведь протиснулся мимо Лесника, чтобы встать на дыбы перед Церерой, и она увидела, какие у него большие зубы (чтобы лучше кусать ее) и какие у него большие когти (чтобы лучше рвать ее). Лесник покрепче сжал свой топор, потому что даже он не был уверен в том, что может произойти дальше. Церера попятилась от человека-медведя, но тот шагнул мимо нее и взмахом лапы сбил с камина флакон с бальзамом, который разбился вдребезги об пол. С высоты стены Охотница испустила долгий вздох. Кровь на обрубке ее шеи вдруг стала на глазах сворачиваться и высыхать, кожа сморщиваться, а плоть разлагаться. Глаза помутнели, подернувшись белесой пленкой, а все волосы поседели, прежде чем выпасть из головы.
– Скрюченный Человек… – успела выговорить она, прежде чем ее язык онемел навсегда. – Он вернулся.
XXXII
GALSTAR (древневерхненем.)
Напев или заклинание
Смерть Охотницы освободила от ее плена созданий, которых она породила. С помощью Цереры и Лесника те благоговейно сняли со стен хижины развешанные на них головы и при свете горящих факелов похоронили их в свежевырытой могиле под ивой, в которой упокоили и старого оленя, чтобы он мог присматривать за ними, а они – за ним. Во второй могиле зарыли внутренние органы и конечности из коллекции Охотницы, потому что это тоже были части людей и животных. Голову Охотницы, теперь превратившуюся в голый череп, выбросили в яму на задах хижины – место, которому было суждено оставаться никак не отмеченным, а со временем зарасти травой и шиповником. Ее орудия пытки побросали туда же – все эти лезвия, пилы и скальпели. И, наконец, топор Лесника разрубил ее операционные столы на куски, а обломки вместе с мебелью из хижины и всем остальным, что в ней находилось, сожгли в яме. Крышу сняли и пересадили на ее место быстрорастущий плющ, чтобы лес мог заявить свои права на хижину, навсегда скрыв ее из виду.
В результате Церера с Лесником трудились до глубокой ночи, что практически не оставило им времени на разговоры. А когда они в конце концов все-таки поговорили, то лишь оставшись наедине, в тепле костра и вдали от ямы, в которой догорали пожитки Охотницы. От этого погребального костра исходил отвратительный запах, и Церере показалось, будто она видит призраков, корчащихся в пламени.
– Как Скрюченный Человек может быть жив? – спросила Церера у Лесника. – Дэвид ведь видел, как он уничтожил себя.
– Охотница могла лгать.
– Но у нее не было для этого никаких причин.
Лесник не стал возражать, хотя ему явно хотелось. Вероятность того, что Скрюченный Человек тогда все-таки выжил, была не из тех, которые ему хотелось бы допускать.
– Но что ему может быть от тебя нужно? – спросил Лесник. – Как-то я не могу представить, чтобы ты согласилась стать королевой, если таков его план.
– Королева Церера… Звучит не так уж плохо, стоило вам об этом упомянуть.
Покосившись на нее, Лесник выгнул бровь.
– Да шучу я, – сказала Церера. – Должность монарха всегда представлялась мне слишком уж хлопотной, если не попросту скучной.