Пятьдесят карандашей забегали по пятидесяти блокнотам школьников.
— Мой адрес, — сказал Павел, — СССР, Звездный клуб. Меня зовут Павел Стельмах.
Пятьдесят карандашей дрогнули в руках ребят, пятьдесят пар изумленных глаз остановились на лице Павла с восхищением, и пятьдесят глоток огласили площадку аэровокзала нестройным криком.
— Ты?… Тот самый? — спросил будущий ученый.
— Тот самый! — рассмеялся Павел.
Точно сговорившись, ребята бросились к Павлу и стали кружить его.
— Павел, ур-р-ра!
— Ур-ра-ра.
— Пощадите! — взмолился Павел.
Они долго бы еще тормошили Павла, если бы самолет в это время не подал сигнал к отправке.
Ребята кинулись в кабины. Заняв места, они кричали что-то через иллюминаторы, размахивая шляпами и шарфами.
Самолет сорвался с места и ринулся в вечернее, осыпанное звездами небо.
— Я, кажется, буду забыта! — полушутя сказала Кира.
— Но, уж я-то не забуду ребят! — проговорил Павел.
— Знаменитость обязана страдать, — рассмеялась Кира.
— Это биология или социология?
— Традиции, Павел, традиции!
— Я уважаю из старых традиций — одну: склонность людей ужинать в это время…
— И я не вижу причины к тому, чтобы мы поступили сегодня вопреки старым традициям…
Спустя некоторое время, они мчались в авто по тихим проспектам Москвы.
Ветер свистел в ушах. Звезды заливали небо. В облаках плясала луна. Сады бросались под колеса машины.
Кира смеялась счастливым смехом. Ветер, хлещущий в лицо, шум мотора, звездное, опрокинутое небо и теплое плечо Павла вызывали в ней приступы смеха.
— Павел, Павел! — сквозь смех проговорила Кира.
Он по-мальчишески сдернул шляпу с головы и, размахивая ею, запел, управляя авто одной рукой.
— Павел! Павел!
Ветер гнался сзади, бросался с боков, летел рядом, насвистывал:
— Павел, Павел!
Навстречу грянула музыка репродуктора. Пламя огней залило светом машину.
— Стоп! — вскричали одновременно Кира и Павел.
Смеясь, они выскочили из автомобиля, укрепили над карбюратором дощечку с надписью «Занято» и по широкой лестнице вбежали в вестибюль.
Сквозь стеклянные двери были видны столы, покрытые белоснежными скатертями. Зеленые айланты протягивали к прозрачному куполу пышные ветви. Неуклюжие телевоксы бродили меж столов, за которыми сидели люди. Казалось, весь зал, все обеденные столики были заняты.
— Не подняться ли нам этажом выше? — предложил Павел.
— Нет, нет! — запротестовала Кира, — один столик найдется.
Они толкнули дверь, и шум голосов, музыка, смех и крики вырвались в вестибюль…
— Видишь, как здесь весело!
— Да… Но столов свободных как будто нет!
Они остановились, оглядываясь по сторонам.
Свободных мест не было.
— Ну, все… Я говорил! — заворчал Павел.
Они направились к выходу, но в это время с разных концов зала закричали:
— Алло, Алло! Здесь освобождается столик.
Несколько человек поднялись из-за столов, предлагая место.
— Ну, вот… Я ведь говорила.
Они направились к свободному столу. Павел взял меню, но, взглянув на него, поморщился и положил обратно:
— Сплошная химия! Таблетки, капсюли, какие-то порошки и мази. Что за издевательство над человеческим желудком.[25]
— Может быть, ты? — обратился он к Кире.
— Нет, нет! — закричала Кира, — я еще не так стара.
Сидевший спиною к ним человек повернулся и улыбаясь сказал:
— Напрасное предубеждение! Я с десяти лет пользуюсь новой кухней, но кто скажет, что я стар или же плохо выгляжу?
— Ого! — дурачась ответила Кира, — если бы новая кухня вздумала рекламировать свои мази, тебя следовало поместить на плакат… Знаешь, такие плакаты были раньше… Один из них я видела сегодня в старой Москве. Апоплексический дядя держит кружку с алкоголем и говорит: «Я пью пиво „Новой Баварии“, я всегда здоров».
Павел позвонил.
— А тебя, — засмеялась Кира, — следовало бы изобразить с надписью: «Посыпайте порошком языки, смазывайте десна питательной мазью. Я нахожу в этом удовольствие».
— В таком случае, — рассмеялся сосед, — я предложил бы…
— Не хочу! Не хочу слушать… Я есть хочу… Звонил?
— Уже!
К столу развинченной походкой подошел телевокс. Павел достал из его кармана меню и громко прочитал:
— 1. Суфле. А какое суфле, неизвестно. Очень подозрительно.
— Пропустить суфле! — сказала Кира.
— 2. Шницель телячий?
— Не хочу! Мимо!
— 3. Филе?
— Мимо!
— 4. Аморетки?
— Стуфат? Телячьи ножки под белым соусом на вальванте? Шашлык? Поросенок с соусом из шампиньонов? Утка, фаршированная груздями? Тетерки с красным вином? Марешаль из рябчиков? Щука с шафраном? Карп с белым вином? Форель с раковым маслом? Лососина в папильотах? Судак по капуцински с ромом? Сиг печеный со сморчками? Караси вареные в сливках?
— Стоп! — закричала Кира, — беру карасей! Какой номер?
— 17! дальше! Стерлядь с трюфелями? Буженина с вишней? Индейка, фаршированная каштанами? Спаржа с сабайоном?
— Беру! Номер?
— 21! Грибы тушеные? Артишоки в малаге. Оливки фаршированные? Мозги фри?
— Беру!
— 25! Грудинка с изюмом? Артишоки с голландским сыром? Пил…
— Довольно! Хватит!
— На сладкое?
— Ну, что-нибудь!
— Я возьму рагу! — сказал Павел, — ну, и пожалуй, говядину, шпикованную трюфелями…
— Ну, ну… — кивнула головой Кира.