Страна счастливых (сборник)

— Ага! — поправился будущий ученый, — наши города?… Это, по-моему, ясно… Посмотрите на старую Москву… Дома угрюмые. Темные. Окна маленькие. Улицы узкие. Кривые. Краски мрачные. Стоят они один около другого, образуя сплошную грязную стену… Наши дома поднимаются к солнцу. Крыши наших домов. и верхние веранды удобны для утренней гимнастики. У нас нет такого количества камней, как в этих домах. Дома наши, по сравнению с этими, стеклянные фонари. Наши улицы широки. Дом от дома стоит на расстоянии, и никогда тень соседних домов не падает в окна. В городах живут по три, по четыре и даже по десять миллионов человек, Как например в самом крупном городе СССР, в Ангарограде, а…

— Стоп! — остановил Павел. — Слово принадлежит мне… То, о чем ты сейчас говоришь, как о достижении, раньше считалось смертным грехом, хотя мы прекрасно знаем, какие удобства представляет собою скопление большого количества людей в благоустроенном городе, рассчитанном на людские массы. Тогда же проектировали расселить людей небольшими семьями по всей стране, при чем особенно старались, чтобы агрогорода были отнюдь не меньше индустриального города. Мы же, наоборот, стараемся уменьшать агрогорода. В чем ошибка старых проектов?… Ошибка заключается в том, что люди упустили из виду развитие транспорта, увеличение скоростей и техническое совершенствование средств передвижения. Сейчас каждый из нас может обедать в Одессе, ужинать в Мурманске, спать во Владивостоке, а работать где-нибудь в Магнитогорске. Вполне понятно, что при таких средствах передвижения нет надобности постоянно жить в агрогородах. Достаточно того, что города снабжают сельское хозяйство сменной рабочей силой.

* * *

Экскурсанты вошли в огромное, светлое помещение, над входом в которое цветным перламутром горели буквы:

«Сектор поэзии»

По стенам помещения в мраморных нишах стояли бронзовые бюсты поэтов величайшей на Земле эпохи, смыкаясь в глубине зала около огромного бюста Маяковского. Сияли удивительные строки его стихов:

Радость прет.

Не для вас.

Уделить ли нам?

Жизнь прекрасна

и удивительна.

Лет до ста

расти

Нам без старости.

Год от года расти

Нашей бодрости.

Славьте, молот и стих,

Землю молодости.

Сухое лицо бронзового Асеева висело над стихами:

Если день смерк,

Если смех смолк,

Слушайте ход вверх

Жизнью гонимых смол.

Кудрявый Джек Алтаузен застыл с приподнятым подбородком над своей неповторимою строфой:

Друзья, Мы спаяны и — баста.

Мы дышим песнею одной,

Безусые энтузиасты

Республики своей родной.

Широко открытыми, застывшими в бронзе глазами глядел перед собой Владимир Луговской, опираясь на мужественные ритмы:

До утренних звезд вырастаю я, до утренних звезд нашего свода:

Доброго утра всем друзьям, доброго утра всем народам.

Перекликаются радиостанции через эфир, волнами проторенный,

Солнце взлетает, медью волос звеня, цокает ритм танца — это идет история бронзовым шагом коня.

Из ниш глядели Михаил Светлов, Э. Багрицкий, Тихонов, Семен Кирсанов, Михаил Голодный, И. Сельвинский, Безыменский, А. Жаров, Демьян Бедный, Виссарион Саянов и десятки других поэтов.

— Вот пламенные певцы той изумительной эпохи! — сказал Павел. — Их произведения сейчас почти забыты, но имена их будут жить вместе с нами. Они боролись плечо в плечо с рабочим классом за утверждение социализма, и этим они велики. Они дороги нам… Пусть поэты наших дней искуснее их. Пусть наша поэзия выше старой поэзии. Мы не забудем ни одного из поэтов той эпохи.

— Какое было потрясающее время! — взволнованно продолжал Павел, — какие были изумительные люди! Они, эти веселые, неунывающие поэты, жили одними радостями и одними печалями с партией, с рабочим классом. Когда стране угрожала опасность, они бросали перья и брались за оружье. Когда Советы напрягали все силы, чтобы сдвинуть с рабских темпов производительность страны, они опускались с песнями в шахты, шли в цехи, в колхозы, в рудники, на стройку, и бодрые песни начинали звенеть по стране. Да, этим они были велики.

Экскурсанты вошли в Зал литераторов.

Максим Горький, Леонид Леонов, Юрий Олеша, Виктор Шкловский, Бруно Ясенский, Константин Федин, А. Фадеев, М. Шолохов, Михаил Карпов, Горбунов, А. Бабель и сотни других писателей реконструктивного периода стояли здесь, беседуя с веками.

Осмотр музея затянулся. Чувствуя голод, Павел спросил:

— Ну, как, ребята? Может быть, мы сделаем перерыв?… Я предложил бы съездить в новую Москву пообедать. Кто против?

— Но мы еще вернемся сюда?

— Конечно. Так как же?

— Обедать!

— Перерыв!

Через полчаса экскурсия влетела в светлые и радостные кварталы новой Москвы.

* * *

Вечером Павел и Кира провожали ребят, которые направлялись в Ленинград. Когда самолет опустился на площадку аэровокзала, будущий ученый встал и сказал:

— От имени группы киевлян выражаю вам, товарищи, благодарность за ваши объяснения. Если мы можем быть для вас полезными, не забудьте наш адрес: Киев, 14 городок. Группа Б-37.

— Прекрасно! — улыбнулась Кира, потом, взглянув на Павла, повернулась к ребятам.

— Меня зовут Кира Молибден. Мой адрес: СССР, Клуб энергетиков. Если я могу быть для вас полезной, к вашим услугам.