Страна Семи Трав

Ему повезло. Еще издали заметил двигающийся по склону комочек. Куропатка? Он отвернулся. Что пользы смотреть на нее, когда ружья нет?

Но через минуту, не удержавшись, опять повернулся в ту сторону.

Странно! Почему проклятая птица двигается короткими скачками, не пытаясь взлететь? Ага! Вот оно что!.. У нее перебито или перегрызено крыло!

Спотыкаясь от слабости, Ветлугин погнался за куропаткой. Под руку подвернулся камень. Он швырнул его в птицу и, наверное, ушиб ей ногу, потому что она стала удаляться гораздо медленнее.

Наконец он настиг ее.

Мясо обычно съедалось полусырым, несмотря на то, что жарилось на костре. Ягель сгорает очень быстро, а в распоряжении Ветлугина не было другого топлива. Но сейчас не приходилось обращать внимание на такие мелочи. Все же еда была горячей.

Он разгреб снег, извлек из-под него белый лишайник, который служит кормом для северных оленей, потом старательно уложил и утрамбовал в ямке, предусмотрительно вырытой в снегу, чтобы не задувало ветром пламя.

Каралось бы, все предосторожности были приняты. Но руки дрожали от волнения или слабости, когда подносил зажженную спичку к ягелю. Огонек качнулся и погас.

Куропатку пришлось съесть сырой.

О том, что он израсходовал последнюю свою спичку, Ветлугин вспомнил только вечером, устраиваясь на ночлег. Было очень холодно. Захотелось погреться перед сном. Но спичек не было. Полно ягеля под ногами, а костер разжечь уже нечем!..

Все же ему удалось задремать, забившись в углубление между скалами и свернувшись калачиком.

Ветлугина разбудили крикливые голоса подорожников.

Эти птицы улетают с Таймыра осенью в арьергарде остальных перелетных птиц. С отлетом подорожников на полуострове воцаряется зима.

Знал ли об этом Ветлугин?

Сейчас птицы как угорелые носились перед скалой, под которой он укрылся. Зарябило в глазах. Потом стая, будто испугавшись чего-то, взмыла в небо и мгновенно исчезла.

Некоторое время Ветлугин лежал неподвижно, собираясь с силами. Когда опять посмотрел вверх, представилось, что подорожники вернулись. Но они были теперь совсем белыми. Птицы бесшумно садились на снег и, распластавшись, сливались с ним.

Не сразу Ветлугин догадался, что это уже не птицы, а хлопья снега. Черт возьми! Он никогда не видал таких больших, похожих на птиц хлопьев.

Уставившись в небо, Ветлугин долго повторял: «Подорожники улетели, подорожники улетели…» Это было плохо. Но почему? Он не мог понять. Что-то неладное творилось с головой. Мозг работал замедленно, как бы на холостых оборотах.

Он так и не сумел или не захотел додумать до конца: в чем же пугающая связь между его собственным положением и отлетом подорожников?

Идти стало гораздо труднее, точно Ветлугин не отдохнул, а еще больше устал за ночь. Однако нужно было идти! Он шел и шел, нагнувшись вперед, медленно переступая ногами.

Временами в сознании возникали провалы. Ветлугин переставал воспринимать реальность происходящего. Полузабытые лица проносились перед ним, в ушах звучали знакомые голоса. Раз он поймал себя на том, что громко и сердито спорит с кем-то, хотя рядом никого не было.

Но все время перед его умственным взором стояла одна яркая, немеркнущая картина, которая заставляла сердце усиленно биться. Среди чахлой полярной растительности суетятся маленькие фигурки. Это самоеды снаряжают санки, быстро сворачивают и укладывают чумы, готовясь к возвращению на юг.

На юг! На юг!..

Иногда Ветлугин видел себя на быстро несущихся санках. Самоед рядом с ним понукал оленей и тыкал в них длинным хореем. Скрип полозьев был совсем явственным.

Потом Ветлугин встряхивал головой, будто просыпаясь. Какие полозья? Это ветер свистит, налетая порывами, с размаху бросая колючие снежинки в лицо.

Теперь путник уже не различал светлой полосы над горизонтом, но считал, что идет правильно: все на юг и на юг…

— Чем ближе к вершине, тем труднее идти, — подумал он вслух. — Проклятый ветер сдувает снег с каменных плит, ноги скользят.

Вскоре он оступился и упал на ровном месте.

Добраться бы только до гребня — тогда все хорошо, он спасен. Не может быть, чтобы за этим хребтом были другие. Этот хребет — самый трудный, но зато уж последний.

Да, несомненно, последний! До вершины осталось совсем немного. Еще каких-нибудь двадцать-тридцать саженей подъема, и горы оборвутся, а под крутым скалистым берегом сверкнет вода. Это озеро Таймыр, у которого нетерпеливо поджидают самоеды. (Ему казалось уже, что они поджидают его.)

Цепляясь за торчащие камни, в кровь обдирая пальцы, Ветлугин ползком поднялся на гребень.

Мгновение он смотрел вперед, потом ничком, очень медленно опустился на землю.

Стало очень страшно.

Новые хребты громоздились вдали, черно-белые, грозные, ярус за ярусом. Сквозь завесу медленно падающего снега можно было различить их зазубренные, как бы оскаленные, вершины.

Он долго лежал на камнях, полчаса, может быть, даже час. Потом, отдохнув, с трудом поднялся и продолжал идти, покачиваясь от слабости.

Вперед!.. Вперед!.. К вечеру надо обязательно добраться до следующего гребня!