Страна смеха

Не хочу показаться высокомерным, но “трояны” – из тех презервативов, которые по три года таскаешь в бумажнике, когда тебе двенадцать или тринадцать, потому что они очень прочные и толстые. Говорили, что они непрошибаемы никакой эпической силой. И действительно, они очень прочные, но когда настает волшебный момент, такое ощущение – как будто натянул цеппелин.

Ли склонился ближе к Паркеру и что-то долго и тихо шептал ему на ухо. Я старался не обращать внимания, но особого выбора у меня не было – либо эта парочка, либо отражение ресниц Саксони в зеркале над стойкой.

– “Теперь, если только найду эти чертовы ключи, выедем вместе на моем бульдозере!” – Наверно, это была концовка похабного анекдота, поскольку Ли вскинулся, будто в задницу ужаленный.

Они оба вдоволь нагоготались, хотя Ли гоготал натужней, более хрипло и гораздо дольше, чем Паркер.

“Трояны” исчезли в коричневом бумажном пакете, и Ли расплатился грязной двадцатидолларовой банкнотой.

Засунув пакет под мышку, он взял сдачу и повернулся ко мне. У меня дурная привычка судить о людях по первому впечатлению. Увы, я часто ошибаюсь. И вдобавок упрям, так что если уж невзлюбил кого-нибудь сразу – будь это хоть ангел в камуфляже,– то нужна чертова уйма времени, чтобы я осознал ошибку и изменил свое отношение. Ричарда Ли я невзлюбил. Он напоминал человека, который день-деньской расхаживает в подштанниках, а моется каждый второй четверг. В уголках его глаз скопились комочки слизи – когда вижу подобное, меня так и подмывает подойти и вытереть. Это словно крошка на бороде у какого-нибудь невнимательного бородача.

– Я слышал, Анна разрешила тебе писать книгу. Поздравляю!

Мое сердце немного оттаяло, когда он протянул свою ручищу, но потом снова заледенело, когда я заметил его похотливый, искоса, взгляд на Саксони.

– Может, зайдете оба ко мне вечерком? Могу показать мамины фотографии и еще кучу всякого разного. Может, поужинаем вместе? Думаю, нам всем хватит.

Я посмотрел на Сакс в смутной надежде, что она придумает, как выкрутиться. Но я знал, что рано или поздно с этим человеком поговорить придется – уж больно важна была его мать.

– Почему бы и нет. Томас, ты как? Вроде, у нас ничего не было намечено.

– Нет. То есть да. Нет, это здорово. Это будет потрясающе, Ричард. Большое спасибо за приглашение.

– Хорошо. Днем я собираюсь на рыбалку, и если повезет, у нас будет налим прямо с крючка.

– Ух ты, здорово – свежий налим! – Я постарался с воодушевлением кивнуть, и если выражение лица меня выдало, то лишь потому, что я думал о налимьих усиках.

Он вышел, а Саксони решила купить “Макс Фактор”. Я пошел к стойке заплатить. Выбив чек, Мел-Аптекарь покачал головой:

– Честно говоря, терпеть не могу налимов. Жрут что попало, потому и такие жирные. Рыба-мусорщик. Сэр, с вас два доллара семь центов.

Там всюду были крест на кресте, а Иисус кровоточил из пятидесяти углов, и в каждом страдал по-новому. Весь дом пропах жареной рыбой и помидорами. Кроме диванчика, на котором я сидел: диванчик пах мокрой псиной и сигаретами.

У Шарон, жены Ли, было розовое личико, невинное, но в то же время странно непропорциональное, как часто бывает у лилипутов. Она вечно улыбалась, даже когда споткнулась о своего бультерьера Бадди и упала. Дочери, Мидж и Рут-Энн, были совсем не похожи на нее – они еле передвигались, словно воздух слишком тяжело давил на них.

Ричард продемонстрировал свою коллекцию пистолетов, коллекцию ружей, коллекцию удочек, монету с головой индейца64. Шарон продемонстрировала семейный альбом, но по большей части на фотографиях были запечатлены либо собаки, каких Ли держали все эти годы, либо почему-то эпизоды членовредительства. Ричард улыбался своей белой загипсованной ноге, Мидж весело указывала на почерневший подбитый глаз, Рут-Энн лежала, скорее всего, на больничной койке и, видимо, сильно страдала.

– Боже, что тут случилось? – Я указал на фото Рут-Энн.

– Когда это было? Дайте подумать. Рут-Энн, помнишь, когда это я тебя фотографировал?

Рут-Энн прошаркала ко мне и задышала в затылок, рассматривая снимок.

– Это когда у меня вылетел диск, ну, в спортзале. Разве не помнишь, пап?

– Ох, правда, Ричард. Это когда у нее позвоночный диск вылетел.

– Черт! Теперь вспомнил. Мне стоило триста баксов положить ее в больницу. У них там только палата на двоих и была, но все равно я ее положил. Правда, Рут-Энн?

Сплошная какая-то “Табачная дорога”65, право слово; но при всем при том они явно очень любили друг друга. Ричард постоянно обнимал девочек и жену. И им это нравилось – они льнули к нему, повизгивая от восторга. Странно было представить эту компанию вместе в их беленой халупе, как они разглядывают фотографию Рут-Энн на растяжке, но много ли вы знаете семей, которым приятно общество друг друга?

– Ужин готов, прошу всех к столу.