Страна смеха

Как почетному гостю, мне выдали самого большого налима, разинувшего пасть в предсмертной гримасе. Вдобавок прилагались тушеные помидоры и салат из одуванчиков. Как бы я ни кромсал налима и ни гонял по тарелке, избавиться от него я не мог. Я понимал, что битва проиграна и что придется сколько-то съесть.

– Как там книга, двигается?

– Да не особо, мы ж еще только начали. Долгое это дело...

Хозяева переглянулись, и на пару секунд возникла пауза.

– Ничего себе, книгу писать... Нет, это не для меня. Вот почитать я еще любил иногда, в школе.

– Неправда, Ричард, ты и сейчас читаешь. Подписок-то сколько всяких,– кивнула нам Шарон, словно подтверждая истинность своих слов. Она не переставала улыбаться, даже когда жевала.

– Маршалл, да, вот уж кто умел писать, так умел. Да в его мизинце было больше чертовых историй, чем у некоторых в... – Он покачал головой и выловил из тарелки слюнявый помидор. – Думаю, нужно быть писателем, когда в голове столько безумных идей и историй. А то лопнешь, если их не запишешь. Как ты думаешь, Том? – Он положил в рот целый помидор и говорил с набитым ртом. – У некоторых тоже куча историй в голове, да еще каких, но им достаточно просто рассказывать, чтобы не взорваться. Расскажешь – и опять как огурчик. Да вот хоть Боб Фьюмо, верно, Шарон? Боб целый вечер может травить обалденные байки, а потом проспится – и по новой. Но он только рассказывает, и все. А у таких, как вы, с этим делом гораздо тяжелее, правда?

– И гораздо медленнее. – Я улыбнулся в тарелку и вилкой еще подвигал рыбу.

– Медленнее – это точно. Сколько, думаешь, тебе понадобится времени, чтобы закончить эту книгу про Маршалла?

– Очень трудно сказать. Я раньше никогда не писал книг, и мне еще нужно многое узнать, прежде чем смогу действительно взяться за дело.

В разговоре снова возникла пауза. Шарон встала и с той же улыбкой принялась убирать со стола. Саксони вызвалась помочь, но ее быстро усадили обратно.

– Вы слышали, что мальчишка Хейденов, которого сбили у вас перед домом, недавно умер? – Лицо Ричарда ничего не выражало, когда он проговорил это. Ни тревоги, ни жалости.

Но я ощутил замирание в желудке – потому что все происходило у меня на глазах и потому что мальчик был таким счастливым, за две секунды до того, как его размазало по асфальту.

– А его родители... как они?

Он потянулся и бросил взгляд на кухонную дверь.

– Они в порядке. Ничего же не поделаешь, верно?

Как люди могут так вести себя? Когда погибает маленький мальчик, ну как не захочется расколошматить что-нибудь или хотя бы погрозить Богу кулаком? В деревне они, конечно, слеплены из другого теста, видят смерть каждый день и т.д., и т. п. – но, черт возьми, человек остается человеком. Как можно не горевать о смерти мальчика? Хотелось бы надеяться, что Ли просто стоик.

– Боже мой, я только что вспомнил! Анна говорила мне, что он умрет. Правда, странно?

Саксони, до последней крошки подъевшая свою рыбу, помидоры и салат из одуванчиков, крутанула ложкой:

– Как это – говорила? Откуда она могла знать, что он умрет?

– Это ты у меня спрашиваешь? Я только помню, как она сказала, что он умрет. Ну то есть она ведь не изображала Свенгали66, ничего такого – мальчик-то был совсем плох, когда его увезли.

– Эй, Том, ты за кого держишь Анну, а? За Удивительного Крескина? Видел когда-нибудь этого парня у “Джонни Карсона”67? Мага? Не поверишь, что он там вытворяет...

Дверь из кухни распахнулась, и Шарон внесла большой горячий пирог на черном железном подносе.

Так вот. Вот что я увидел, а вы можете делать свои заключения сами. Но я видел это собственными глазами. Нет, Саксони говорит, что ничего не видела. Потом я рассказал ей, и она подумала, что я свихнулся, а когда я стал настаивать, то проявила не в меру повышенную заботливость. Но все было именно так.

В “Горе Зеленого Пса” есть такой персонаж – Красавица Кранг. Это свихнувшийся воздушный змей; она решила, что ветер – ее враг, и умоляет запускать ее каждый день, чтобы продолжать свою войну на вечном поле боя – в поднебесье. Зеленый Пес влюбился в лицо, нарисованное на воздушном змее. Убегая из дома – дома, где “Зевота владеет всем, что люди считают своим”,– он крадет из чулана Красавицу Кранг, привязывает ее белую бечевку себе к ошейнику, и вместе они отправляются в путь.

Когда из кухни вышла Шарон Ли, то сначала я и увидел Шарон Ли. Я моргнул, а когда взглянул снова, то из кухни выдвигалась Красавица Кранг с горячим пирогом на черном железном подносе. Иллюстрация Ван-Уолта: радостная, во весь рот, улыбка – но широко распахнутые глаза абсолютно пусты. Красные щеки, красные губы, характерно желтоватая кожа... Сначала я подумал, что это просто маска, заветная игрушка семейства Ли. И как я мог счесть их тупыми? Всякий, у кого есть такая маска (не говоря уж о том, чтобы нацепить ее в столь уместный момент),– блестящий остряк. Чокнутый, но блестящий. Это как фильмы Феллини или увлекательный ночной кошмар, когда не хочется просыпаться, хотя и жутко.