Страна снов

Они лежали некоторое время, дыша тяжело и быстро, будто запыхались от бега. Деа тонула в темноте и тишине, задыхаясь от предвкушения. Ей хотелось что-то сказать, чтобы что-то сдвинулось, изменилось, лишь бы ослабло напряжение в комнате.

– Ложись поближе, – произнес наконец Коннор. Его губы шевелились у самого ее уха – Деа чувствовала теплое дыхание.

– Как?

Он взял ее за талию – решительно, но мягко – и повернул к себе спиной, прижавшись сзади. Деа захотелось умереть – и заново родиться под его рукой.

Как ложки в коробке, всплыло в памяти Деа где-то вычитанное выражение. Неверно, подумала она. С каждым вздохом грудь Коннора касалась ее спины, дыхание щекотало шею. Ложки в коробке – это что-то твердое, металлическое и упорядоченное, как в коробке с набором столового серебра. А это казалось теплым, мягким и текучим, как чашка молока перед сном, заливающий стену солнечный свет или податливая глина под пальцами.

Впервые за несколько недель ей стало спокойно, тепло и радостно. Деа куда-то уплывала, распадаясь на части под мягкими, но настойчивыми волнами мрака. Она боролась со сном, увлекавшим ее в тоннель дремы. Надо сосредоточиться.

– Коннор? – прошептала она.

Он не ответил, и Деа поняла, что он уснул. Пора.

«Извини», сказала она одними губами и закрыла глаза. Почти сразу же она ощутила бархатистое давление мыслей Коннора, инстинктивное сопротивление, которое тут же исчезло. Она прошла сквозь поверхность. Это словно бросить камень в воду и смотреть, как отражение искажается рябью.

Мрак рассеялся.

Деа оказалась во сне.

Глава 19

Совсем иначе было находиться во сне Коннора с его согласия – гораздо легче. Он почти помогал Деа, чувствуя ее мысли, желания, импульсы и стараясь максимально облегчить ей задачу. Двери открывались от одного прикосновения. Светящиеся таблички «Выход» указывали, куда идти по длинному белому коридору, похожему на больничный, только по обе стороны были не палаты, а огромные аквариумы, почти все пустые. Сопротивления Деа не ощущала – не было ни сверхструктуры, ни лабиринта из осыпающегося бетона. Коннор будто ждал ее – впрочем, так оно и было.

– Чикаго, – громко сказала она в пустом коридоре, переходя на бег в направлении, указанном светящимися табличками. – Верни меня в Чикаго!

Сон едва уловимо переменился – так песок на пляже смещается под подошвой. Коннор слышал и понимал ее. Выбежав через стеклянные двери, Деа оказалась на улице, где он когда-то жил.

В этот раз снега не было – она попала в знойный летний день. Издалека доносилась механическая музыка тележки мороженщика. На крыльце женщина поливала цветы, которые на глазах Деа выросли огромными и превратились в густые лианы, которые поднялись по входной двери и полезли в окна. По улице медсестра везла на кресле девушку с огромной, как воздушный шар, головой. Это был сон, смешение воспоминаний и вымысла, прошлого и настоящего.

Деа шагнула вперед – и тут же отпрянула, втянув воздух, спрятавшись в ближайшей темной арке.

Коннор. Она сразу узнала его, хотя во сне он был гораздо младше, лет одиннадцати-двенадцати. К этому времени в реальности его мать уже была мертва. Он сильно вытянулся для своих лет, локти и коленки смешно торчали, а волосы были длиннее, почти до подбородка. Коннор катался на велосипеде с другими ребятами – все потные от жары, но не остановился у своего дома, а, наоборот, забросил ногу на велик и помчался по улице, обернувшись и что-то крикнув приятелям. Едва он уехал, мальчишки исчезли, как вода испаряется на жаре.

Деа невольно взглянула на дом Коннора и едва подавила крик. У окна стояла обнаженной мать Коннора, которую обнимали лапы гигантского таракана ростом с человека. Тело женщины напряглось от страха и отвращения. Деа сразу опустила глаза и поспешила дальше, стараясь не думать о том, что это может значить.

Мириам где-то здесь, в этом мире жары и бетона. Здания двигались в этом плоском свете, открывая новые грани и углы или рассыпаясь в ничто, если Коннор начинал думать о другом. Но где она? Деа не сомневалась – безлицым это известно. Они держат Мириам в плену или следят за ней. Деа инстинктивно знала – чудовища затянули мать в чужой сон, но толку от этого знания было мало. Безлицые наверняка следят и за ней. Надо найти Мириам, чтобы безлицые ее не учуяли. А значит, нельзя ничего трогать и действовать следует быстро и скрытно.

Через несколько кварталов город начал терять очертания: верхушки зданий размывались, сливаясь с небом, телеграфные столбы суживались, делаясь не толще карандаша, автомобили походили на абстракции из металла и резины. Здесь, вдали от центра сна, от его основного сюжета, законы звука и движения становились удивительно изменчивыми и пластичными.

Деа не покидало неприятное ощущение, что за ней следят, но в то же время она была совершенно одна. Она то и дело оглядывалась, не сомневаясь, что сзади крадутся чудовища, улыбаясь рваными дырами ртов, но всякий раз видела лишь пустые улицы, все более схематичные, как на детском рисунке. Они тоже менялись, превращаясь в темные чернила, липкие и труднопроходимые.