Страна снов

Она оглянулась, но зеркало пропало. Вход в сон – Деа не сомневалась, что это сон, хотя она в такие не ходила, – оказался наглухо запечатан, затянулся, как рана на коже. Вместо него там открылся тоннель, уходящий в темноту, где друг к другу жались, как показалось Деа, животные. Но тут же она разглядела, что это люди, в основном мужчины, грязные и явно бездомные, смотрят на нее затуманенными алкоголем глазами.

– Вроде из счастливых, – хрипло сказал кто-то, Деа не разобрала, мужчина или женщина.

Она отвернулась и поспешила на улицу. В душе росло напряжение. Шаги отдавались эхом, и было невозможно понять, идут за ней или нет. Деа боялась оборачиваться – вдруг за ней крадется кто-то из этих людей? У выхода из тоннеля она все же обернулась и увидела, что никого нет.

Не успев сделать и нескольких шагов, Деа отпрянула и прижалась к стене: по узкой улице летела повозка. Возница размахивал кнутом. Люди разбегались врассыпную. Деа успела заметить лицо – жестокое, тронутое оспой – и животное, впряженное в повозку, похожее на огромного кота, но с вытянутым рыльцем. Повозка пронеслась мимо, очертив невообразимую кривую, и толпа мгновенно заполнила образовавшуюся пустоту.

Деа зажмурилась и глубоко подышала, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце, но всякий раз, как она открывала глаза, у нее начиналось сильнейшее головокружение – или что-то противоположное головокружению: она словно оказалась на дне огромного каньона и поэтому боялась не упасть в пропасть, а быть раздавленной.

Потому что город, куда она попала, строился не только в ширину, но и в высоту. Видимо, Деа вышла на один из нижних уровней, хотя под ногами оказалась решетка, сквозь которую были видны внизу люди с тяжелыми золотыми ошейниками, совсем как у животных, впряженных в повозку. Рабы. Улица была заполнена народом; по обе стороны тянулись лавчонки и лотки. Почти отвесные лестницы вели наверх, а оттуда выше и выше, причем каждый уровень был построен поверх предыдущего. Деа не понимала, как такая конструкция вообще держится.

Высоко над ней, так высоко, что пришлось сильно запрокинуть голову, виднелось небо, исчерченное маленькими черными силуэтами. Птицы? Деа не знала. Над городом возвышалась башня, по виду вырубленная из скалы, а местами сложенная из камней и стеклянных спиралей. Она тоже выглядела настолько абсурдной и непропорциональной, что в реальности не простояла бы и минуты.

– Entschuldigung[3], – сказал человек, проталкиваясь мимо. Кажется, по-немецки. Вокруг слышалась разноголосая речь; некоторые языки Деа узнавала, другие нет. Женщина спорила на беглом французском с продавцом зеркал – тысячи зеркал лежали на столе, сверкая на солнце. Деа изучала французский с восьмого класса, но разобрала только remboursement – возврат денег. Проходя мимо, она обратила внимание, что зеркала отражали не то, что перед ними, а самые разные сцены, может, другие части города.

Или, подумала она с легкой дрожью, фрагменты ее мира. Она вспомнила слова Мириам: они следят за нами через зеркала.

Толпа несла Деа, как море. Было жарко, шумно и довольно смрадно, но Деа не имела ничего против шума или тесноты; затерявшись в толпе, неузнанная и неузнаваемая, она чувствовала себя в безопасности. Ее так поразили размеры города и невероятная высота его стен, что она даже забыла волноваться о матери: просто шла и смотрела, переполняемая любопытством и трепетом.

Женщины свешивались из окон, что-то крича прохожим. Смуглые от загара дети швыряли в толпу оливковые косточки и прятались, хихикая. Деа увидела поставленные друг на друга клетки со странными гибридами животных: рептилии с перьями, лошади размером с кошку, уткообразные создания, покрытые змеиной кожей. В одной из лавок продавались маски, которые двигались и гримасничали, как живые, а бледные статуи что-то распевали и бормотали фарфоровыми губами. Неожиданно улица расширилась, и толпа вынесла Деа на площадь, где на потрескавшейся каменной платформе человек с двумя головами (они росли не рядом, а одна позади другой) продавал рабов, под удары молотка повторяя предложения, долетавшие из толпы. Деа увидела, как к помосту повели девочку лет восьми, сгибавшуюся под тяжестью двух толстых ошейников, и ее замутило.

Толпа хлынула вперед, спеша к аукциону рабов. Деа свернула и пошла против течения. Ей удалось пробиться к лестнице, стиснутой между двумя зданиями. Схватившись за перила, как утопающий за спасательный круг, Деа полезла наверх.

Через несколько пролетов витой лестницы Деа попала на другую улицу, футов на двадцать выше площади с беснующейся толпой и аукционом рабов. На этом уровне было почти столь же людно. Снизу доносились громогласные предложения цены, от которых болели не то что уши, а все тело. Увидев новую лестницу между лавчонкой с деревянными марионетками и таверной, откуда разило, как из бочки, Деа начала подниматься. С нее уже градом катился пот, но ей смутно казалось, что сейчас она здоровее и сильнее, чем когда-либо.