Страна Соболинка

Слова хозяйки дома вернули Ирину к действительности. Она забыла, с какой целью и почему здесь находится, что сейчас творится там, дома, в городе, как переживают родные, ищут ли ее, и что ей делать дальше. Не жить же ей здесь, на заимке, до конца дней своих! Ей стало грустно, жалко себя, что вот она, такая молодая, красивая, прозябает неизвестно где, у черта на куличках, а там без нее проходит кипучая, активная жизнь! Друзья и подруги, наверно, только и обсуждают ее случай, гадают, где она сейчас. На работе, наверно, потеряли, уволят. Да и ладно, пусть увольняют, отец найдет новую, лишь бы все успокоилось. А как успокоилось? Ирина понимала, что братки не оставят ее, хоть через двадцать лет, но отомстят, найдут. А может, они уже вышли на ее след и сейчас мчатся на снегоходах сюда?

От этой мысли Ирине стало страшно. Она испуганно посмотрела в окно, Таисия Михайловна – за ней:

– Что, едут?

– Кто? – подавленно переспросила девушка.

– Так наши… Ой, что это с тобой? Да на тебе лица нет! Уж не заболела ли ты?

– Да нет, что-то вспомнила сынишку… – нашлась Ирина, чувствуя неугасающую тревогу: «Хоть бы Вера, что ли, скорее приехала. Надо попросить ее, чтобы с ружья научила стрелять».

– Вон, однако, едут! – ободряющим голосом проговорила Таисия Михайловна. – Надо печь затопить, щи греть: голодные!

Действительно, все это время лежавший на улице напротив окна Цыган встал, какое-то время смотрел на тайгу, а потом подал голос: залаял редко, спокойно, но уверенно.

Ирина засобиралась на улицу, быстро запрыгнула в валенки, накинула телогрейку и уже на бегу, распахивая настежь дверь, пояснила:

– Пойду встречу!

Два снегохода вынырнули из-за пригорка разом, неожиданно. На первом, за рулем, Макар Иванович. За его спиной, выпячивая напоказ развевающуюся бороду, дед Иван. Следом за ними, на некотором расстоянии, на желтом «коне» – Вера. За каждым снегоходом плелись длинные нарты с колотыми березовыми дровами. Впереди и сзади снегоходов, соответствуя рангу, силе и возрасту, бежали разнопестрые собаки. Перед домом каждая сделала рывок, желая поприветствовать кормилицу. Подбегая к Таисии Михайловне, они бросались под ноги, прыгали на грудь, старались лизнуть в лицо. Понятно, что от десяти собак женщина не смогла устоять на ногах: лайки повалили ее на снег, облепили со всех сторон, всячески стараясь выказать свою любовь и преданность. Таисия Михайловна бесполезно отмахивалась руками, но где там! Мохнатая свора накрыла женщину своими телами, скуля и взвизгивая. Кормилица только и смогла закрыть лицо ладонями да жалобно просить о помощи мужа.

Макар Иванович лихо подкатил на «Буране» к женщинам, со смехом слез со снегохода, однако строгим голосом разогнал свору:

– Уж вы! Прочь, давно не виделись?

Собаки, понимая интонацию, послушно разбежались, знают, что строгий хозяин может в гневе приложить руку. А он, подпрыгивая на согнутых в коленях ногах, как в пляске, подскочил к жене, помог ей подняться:

– Ишь вы, облепили мою драгоценную! Задушите в объятиях, кто кормить будет? Что у нас там на обед?

– Сегодня ничего не варила, на старом жиру перебьетесь, – подыгрывая ему, ответила Таисия Михайловна и лукаво улыбнулась.

– Ну, тогда зачем я тебя поднимал? – напыщенно обижаясь, развел руками дядя Макар. – А ну, скорые, валите ее назад, пусть валяется!

– Так ты что, меня только из-за этого поднимал, есть захотел?

– Да, а для чего я с тобой уже полсотни лет живу?

– Ах ты, злодей! – игриво подбоченясь, наступала на супруга жена. – Вот где правда вылилась! Знать, ты живешь со мной потому, чтобы брюхо набить?

– Ну, што ты, што! И не только поэтому, – продолжая спектакль, отступая назад, изменил голос муж. – Ить, люблю тебя я!

– Ой, что-то не верится, – склонила голову та.

– Почему не верится?

– А ну, целуй в щеку! Тогда посмотрим, сколько тебе щей наливать!

– Это запросто! За щи я любую расцелую! – подскакивая к жене, крепко обхватив супругу руками, чмокнул в щеку дядя Макар.

Ирина смотрела на сценку недоверчиво: что это, пыль в глаза, блеф, игра для посторонних глаз? Не верится, чтобы какая-то любовь была у людей через пятьдесят лет совместной жизни. Сейчас мало кто так долго терпит друг друга, обычно разводятся до десятого года. Ну, а если и живут, то давно спят по разным кроватям, ненавидят…

– А меня хто целовать будет? – вытянул шею дед Иван.

– Ой уж, иди сюда, поцелую, – расплылась в улыбке Таисия Михайловна, хватая свекра за бороду, и чмокая его в ухо. – Как-никак с самого утра не виделись. И стоило тебе в тайге кости морозить? Сидел бы уж на печи, все равно толку от тебя, как от зайца молока.

– Как это, никакого толку? – заартачился дед. – Да я сегодня сто чурок расколол да одни нарты колотьем наложил!

– Ой ли? Правда? – недоверчиво посмотрела на Веру тетушка Таисия.

– Да, правда, – подтвердила Вера, смахивая с одежды снег. – Он у нас еще… ого-го! – Гордости женщины не было предела. – Да еще просил, чтобы я его отвезла в поселок к тетке Варе…