Страна терпимости (СССР, 1951–1980 годы)

Пока она пилила по нотам, отец забирал у нее инструмент и играл по слуху вальсы «Амурские волны», «На сопках Манчжурии». Вскоре она стала пропускать занятия, а когда на второй год началась история музыки и вообще всякая теория, она категорически отказалась заниматься музыкой. Это была последняя попытка родителей сделать из дочери что-нибудь путное. Они отступились, и Ксения стала заниматься самообразованием, черпая знания из книг. Общаться было не с кем, с одноклассниками велись пустые разговоры. Так и варилась она в собственном соку, пытаясь самостоятельно разобраться в жизни, совершая ошибки, набивая шишки. Но сама!

В 7-м классе Ксеня влюбилась в Гивку Сулукадзе, стала вести дневник. Влюбленность также подвигла ее на стихи. Излить чувства было некому, и она изливала их на бумагу. Стихи были, в основном, подражательные известным в то время Щипачеву: Любовью дорожить умейте, с годами дорожить вдвойне. Любовь – не вздохи на скамейке и не прогулки при луне, Асадову: Ты веришь, ты ищешь любви большой, Сверкающей, как родник, Любви настоящей, любви такой, Как в строчках любимых книг. и Веронике Тушновой: А ты придешь, когда темно, когда в стекло ударит вьюга, когда припомнишь, как давно не согревали мы друг друга. Неужели не будет конца этим дням ожиданья? Никогда и ни с кем не хотела я так свиданья. Бессонные ночи, как годы, летят, но тебя не могу я забыть… И все в таком духе. В 7-м же классе среди учеников была популярна невесть откуда взявшаяся песенка:

Пусти, нахал, не рви трусы!
Здесь не бардак, а Сан-Луи.
Ах, Сан-Луи, город стильных дам,
Но наш Норильск не уступит вам.
Шестая школа, второй этаж,
И лезет Ксюха на абордаж.
Ах, Сан-Луи, нам не до вас,
ВЕДЬ ваши люди лабают джаз.

Стены школы были выложены блоками: десять сантиметров по периметру выпукло, десять вогнуто. Девчонки играли после уроков в лапту, и мяч застрял в выемке на уровне второго этажа. Недолго думая, Ксеня полезла за мячом, держась за выемки пальцами рук и ступая пальцами ног. Достала и, пройдя еще с два метра влево таким же образом, влезла в окно. Так она попала в заграничную песенку.

Тогда же у них появился новый предмет: трудовое воспитание. Они должны были освоить на выбор одну из специальностей: швея или токарь. Шить Ксеня и так умела, научилась сама на ножной «подольской» швейной машинке, перешивая на себя материны вышедшие из моды, а мать была модницей, юбки и платья. Она записалась в токари, чтобы быть в одной группе с Гивкой. Зойка, конечно, была с ней. Они переодевались на занятия в комбинезоны, на головах – красные косынки. Эдакие комсомолочки-пролетарочки 30-х годов!

Когда Гивка записался на плавание в бассейн, они с Зойкой тоже записались. Сами по выкройке сшили себе купальники. Однажды, чтобы обратить на себя внимание Гивки, она отмочила номер. Предупредив Зойку, что она махнет рукой, а подружка должна была крикнуть Гивке: – Смотри! Ксеня, прячась среди взрослых пловчих, вскарабкалась на вышку. Она даже не знала, сколько там было метров высоты, махнула рукой и прыгнула. Улетела глубоко, в панике стала рваться на поверхность. Кто-то из пловчих бросился на помощь, увидев, что девочка может захлебнуться. За руку девушка дотащила ее до бортика. Ксеня долго не могла прийти в себя от страха: она могла утонуть. За «подвиг» ее отчислили из группы. Но одноклассники, когда Зойка рассказала им, слегка приукрасив, что Ксеня прыгнула с 5-тиметровой вышки «ласточкой», впечатлились, и некоторое время она побыла героиней.

Как-то они пошли с Зойкой в кино. Там оказался Гивка с девчонкой. Ксеня едва не задохнулась от ревности. В кармане у нее было круглое зеркальце без оправы. Она разломила его надвое и стала резать себе руку под свитером. Пришла домой, задрала рукав, он набух от крови, и в крови была рука. Она долго держала ее под краном с холодной водой, смазала йодом и перевязала чистой тряпочкой. Потом приходилось прятать руку от матери, пока не зажила. Шрамы остались как память о неистовой ревности. Впрочем, это было лишь однажды. Больше она никого и никогда не ревновала.

Весной, едва теплело, после уроков они шли к ее подъезду, стояли часами и говорили.

* * *

Посв. Зое Карнауховой (в дев. Негодяевой), норильской подруге.