Страна терпимости (СССР, 1951–1980 годы)

Но самую страшную документальную книгу она прочла о лагере АЛЖИР: Акмолинском лагере жен изменников Родины. Территория Казахской ССР в годы репрессий была буквально забита лагерями для врагов народа всех мастей, а также национальностей. Как, впрочем, и Дальний Восток, и Сибирь, и Север. Одним словом, обширные территории СССР не пустовали. Из XXI века: как-то по делам она ездила в Астану (бывший Акмолинск, Целиноград), нынешнюю столицу независимого Казахстана. Случилось так, что в АЛЖИР ее возил генерал КГБ Казахской ССР, ныне пенсионер Есенгельды М. Они долго ехали через голую степь, кое-где еще валялись куски колючки. Долго ходили по территории бывшего лагеря, потом по музею, прошли вдоль стелы с сотнями имен и фамилий жен изменников Родины. Она шла рядом с бывшим генералом, который не сам, но его подельники из органов несколько десятков лет назад были палачами, и АЛЖИР был их детищем. Ксения ощущала себя предательницей, хотя ее спутник был приятным пожилым человеком, непохожем на палача. Но мысли из головы не выскребишь.

Потом смотрели документальный фильм, где говорили чудом уцелевшие бывшие узницы АЛЖИРа. Стоял во дворе и вагон, в котором привозили несчастных женщин. Больше всего Ксению поразило изуверство, даже садизм сотрудников НКВД. Приходили домой по двое во избежание, наверное, нападения к жертве и сообщали, что ей разрешено свидание с мужем. Через два дня она должна быть готова, за ней приедут и отвезут ее к мужу. Жены высоких чинов жили, конечно, небедно. Женщина надевала на себя самый лучший наряд, драгоценности, набивала продуктами сумки…

Сначала ее вместе с другими такими же везли в товарном вагоне, набитом до отказа с отверстием в полу для отправления естественных потребностей. Потом под конвоем на телегах уже до места расположения лагеря. Женщины до последнего верили, что так надо, надеялись, что их действительно везут к мужьям. Но вот закрывались за ними ворота лагеря, и на долгие годы они становились НОМЕРАМИ, ТЕРЯЯ СВОИ ИМЕНА И ФАМИЛИИ. То были годы сталинского террора, годы полного беззакония и бесправия.

Приобщилась она и к крамольной литературе. В отделе размножения документов работали простые люди. Она вела себя с ними не заносчиво, без высокомерия, и ей доверяли. Так она прочитала ротапринтные издания: «Собачье сердце» Булгакова, «Письма Светланы Аллилуевой». А также скабрезную «Баню» Куприна о развлечениях барина с крепостными девками, повесть Алексея Толстого о шпионке, которая соблазнила чиновника в купе поезда и пыталась выкрасть у него секретные документы, он ее попутал и устроил самолично из страха разоблачения казнь. Поезд прибыл на станцию следования, чиновник вывел молодую женщину в лес и привязал за ноги между согнутых верхушек молодых березок. Ее разорвало пополам. Прочитала также стихи Баркова «Лука Мудищев». Похабщина проходила мимо ее души и разума, не цепляясь. Но знания о литературе и вообще о происходящих в окружающем мире процессах основательно пополнились после чтения таких книг.

На многое открылись глаза. Оказалось, что советский строй – не самый справедливый в мире, как утверждали апологеты социализма в СССР. Она начала думать, размышлять и критически относиться ко многим реалиям этого строя. Ее внутреннее прозрение отражалось в стихах: из лирических они постепенно переходили в гражданские: «Я под гербом своей страны все имею, чтоб быть довольной. Что же снятся черные сны, и душе тревожно, и больно?»

В ущерб семейному бюджету иногда она покупала книги в киоске. Короче, с одобрения шефа Ксения ударилась в запойное чтение. А еще стала вести дневник, БЛАГО БЫЛ СЕЙФ, КУДА МОЖНО БЫЛО ЕГО ПРЯТАТЬ. Почти каждый день писались стихи, но уже не любовные: «Слова, слова… Их действие прошло. Холодный взгляд, ирония улыбки, биенье дум безмыслию назло, чьи проповеди правильные гибки.» (ЧААДАЕВ) Теперь она печатала стихи сразу на эл.машинке на шикарной финской бумаге и складывала в папку, убирая ее тоже в сейф. Правда, иногда ей приходилось отрываться от интересной книги или от записи в дневнике, чтобы поработать: отпечатать очередной научный опус шефа.

Занимая должность зампреда, он, между государственными делами, попутно защитил кандидатскую, потом докторскую по сельскому хозяйству, не покидая кресла зампреда. Диссертации печатала Ксения в рабочее время. Причем, ее обязанности тогда, по указанию шефа, исполнял помощник. Б.И. не терял времени даром. Кресло креслом, но ничто, как говорится, не вечно под луной.

Ксения уже наслышалась о многом. И знала, что любую номенклатурную единицу, какой бы высокий пост человек не занимал, в любой день, будто пешку, могут переставить с места на место, переместить из кресла в кресло или вообще убрать с поля, то есть из правительства. Вполне возможно, что шеф не напрасно запасся званием доктора сельскохозяйственных наук. Тем более, на таком посту звание далось ему без труда. «Да, шеф – малый не промах: и зампред, и доктор, и депутат Верховного Совета. Да еще и человек хороший. Не прав был Ренат», – заключила Ксения.