Страна терпимости (СССР, 1980–1986 годы)

Милиционер покраснел. Она шла, как всходила на костер: взгляды так и прожигали. В отделе кадров все замерли, когда она вошла и вызывающе-громко поздоровалась. Но здесь сидели сотрудники вымуштрованные и привычные к лицедейству.

– О, Ксения Анатольевна, присаживайтесь, пожалуйста! Как здоровье? Как дела? Вы хорошо выглядите. А говорили… – завотделом кадров, будучи уже в подпитии, осекся.

…что я в инвалидной коляске въеду? – слегка усмехнулась вошедшая и услышала в ответ ледяное молчание.

Мустафаев суетливо подал ей листок бумаги.

– Пожалуйста, ваше заявление о переводе…

Ксения присела, быстро написала заявление, поднялась, протянула заведующему.

– Я могу идти?

– Да, да, Жамиля Хамитовна вас ждет.

«Ты гляди, какая честь. Мою персону ждут», – опять усмехнулась Ксения, уже мысленно.

Завархивом была невысокой плотного телосложения женщиной за 40, круглощекая, со здоровым румянцем на лице, к тому же неплохой человек, но к новой сотруднице отнеслась настороженно: наслышана была. Стерва Вероника Павловна постаралась создать мнение. В процессе работы они постепенно разговорились и впоследствии даже подружились, насколько это было возможно в отношениях начальницы с подчиненной. А когда случайно Жамиля углядела, что Ксения пишет стихи, она прониклась к ней уважением. Работой ее не загружала, тем более, что в отделе и тем двоим, кроме Ксении, делать было особенно нечего, хотя видимость они четко создавали. Ксения тоже не лыком шита, освоила это искусство еще с канцелярии.

Две комнаты архива располагались в самом глухом углу четвертого этажа, других отделов на нем не было. Сотрудники аппарата бывали здесь редко, все справки брали по телефону. Правда, с появлением овеянной дурной славой Ксении под разными предлогами зачастили секретарши и даже референты из самых любопытных. Без стеснения ее разглядывали, как диковину какую-то, пытались завести разговор. Она отвечала односложно и неприветливо, не то, что раньше – улыбаясь. Похоже, теперь улыбку ей заменяла усмешка. От нее отступились, по крайней мере, в архиве ее оставили в покое. Она узнала от Вероники Павловны, что слухи о ее гениталиях распространяла Гуля, занявшая ее живое место. Она как-то зашла в свою бывшую приемную, не спеша подошла к столу секретарши и сказала:

– Надеюсь, твои гениталии, то есть, п… в порядке? Кэдэ доволен? Коза ты драная, – вспомнила она сибирское безобидное ругательство и пошла себе неспеша восвояси.

Гуля осталась в столбняке. Ксения решила не прощать обиды и отвечать тем же.

* * *

Лезут в душу мне люди разные –
Ковыряются, ищут суть.
Лезут гнусные, лезут грязные…
Ведь запачкает кто-нибудь!
Любопытные, лицемерные,
Сердобольные – прямо жуть!
Все бы шарились,
Все бы мерили,
Не смущаясь притом ничуть.
Моя снег-душа станет месивом –
Вся истоптана, испоганена.
Добивайте меня! Ах, как весело!
Я сама собой уже ранена.

* * *

Не хочу быть открытою книгой,
Чтобы каждый, мусоля пальцы,
Как хотел меня, так и двигал,
Как хотел в меня,
Так и пялился.
Не хочу, как картину вывесив,
Свою душу предать обозренью.
Улюлюканья мне не вынести:
Ни душою, ни слухом, ни зреньем.

Она бы, честно говоря, предпочла сидеть на своем рабочем месте и не высовываться лишний раз, чтобы не возбуждать серпентарий. Но ей приходилось выходить: на почту, в книжный киоск, в аптеку и, разумеется, в столовую, в буфет. Приходилось-таки коротко отвечать на вопросы, вступать в разговор, ведь все так любезно осведомлялись о ее драгоценном здоровье.

13

Теперь она наблюдала всех этих людей, в основном, недружелюбных к ней, но притворяющихся дружелюбными, наблюдала, изучая. Цель изучения пока была неясна ей самой. Между всеми было много общего, в частности, все почему-то улыбались, натянуто, притворно, но все же. Может, с улыбкой было легче говорить колкое, едкое, двусмысленное, скабрезное. Вроде невсерьез, в шутку. Улыбаюсь же я, черт возьми! Ксения, начав писать, писала не только стихи, записывала мысли, наблюдения, одним словом, что в голову придет, заинтересовалась психологией, мотивами человеческих поступков, причиной того или иного их поведения или высказывания. Объектов для изучения было предостаточно, правда, в большинстве своем не особо интересных.