Вероятно, Вечно Живой со временем сумеет взломать код, но даже у создания из миллионов душ вычисления займут несколько лет. Нет, нужно добыть ключ и расшифровать документы. Несколько часов Питер бился над этой задачей, завалив комнату наполовину сформированными в эфире идеями. В конце концов он раздраженно швырнул досье. И когда зашелестели разлетевшиеся страницы, понял, что обходил стороной очевидное.
Уж конечно, те, у кого был допуск к делу, знают, как его прочитать.
И один из них – Герберт-Бланко Уэст.
Стол премьер-министра Уэста был завален игрушечными солдатиками, выполненными с потрясающей детальностью – аккуратно разрисованные крохотные человечки в серо-оливковой форме и остроконечных шлемах и даже похожий на паука эктотанк. Они рассыпались по огромному листу бумаги, расчерченному линиями и топографическими отметками. Уэст согнулся пополам и наклонял голову к самой поверхности, тщательно изучая углы.
Поначалу он как будто не заметил Питера, но потом поднял голову.
– Входите, – сказал он. – Садитесь, пожалуйста. Прошу меня простить, мне только нужно кое-что отметить.
Он нацарапал несколько слов перьевой ручкой на листе бумаги, откинулся на стуле и изучал Питера, сложив руки на коленях.
Питер сел. Было утро понедельника. Учитывая грядущую войну, он на удивление легко добился встречи. Рано утром он пошел к Си и сказал, что хочет еще раз попробовать добиться от премьера благосклонности к Летнему управлению после провала операции с Джугашвили. Потом разбудил Пендлбери и потратил немалую часть месячного жалованья на Сэвил-Роу, покупая одежду для Пендлбери, а вместе с ней и его доверие. Их связь ухудшилась, и взятое напрокат тело казалось неуклюжим и не по размеру, как будто Питер нацепил водолазный костюм или старомодный панцирь призрака.
Если премьер-министр и помнил их разговор по эктофону после заседания спецкомитета, то виду не подал. Без огромной искрящей души он выглядел маленьким.
– Это вы, Питер? Трудно узнать под маской.
– Я останусь в ней, если не возражаете, сэр.
– Конечно, конечно. Как пожелаете. Прошу, называйте меня Гэ-Бэ, как все остальные.
– Со всем уважением, сэр, я не все остальные.
Уэст посмотрел на него. У него были удивительные глаза серебристого цвета, не то волчьи, не то рысьи, а во всем остальном круглое лицо стареющего человека с тонкими усами было ничем не примечательным. И еще слабая медовая улыбка, ее Питер тоже помнил.
– Так значит, вы по-прежнему играете в «Маленькие войны», – сказал Питер.
– Вы помните! Что ж, игра неплохо продается, даже лучше после того, как я получил этот пост. Люди пытаются с ее помощью нащупать стратегию, можете себе представить? В ней нет такой глубины. Хотя в последнее время она меня успокаивает. Создавать маленькие миры с четкими правилами. Охватить определенные аспекты реальности в линиях между кусочками металла. Бросать кубик для определения исхода. Порой мне кажется, что это лучшее мое творение и оно меня переживет. Я воображаю миллионы людей, играющих в «Маленькие войны» с эфирными машинами из будущего!
От визгливых ноток в его голосе Питер аж подпрыгнул.
Уэст нахмурился.
– Прошу прощения. Что-то я разворчался. Так бывает, когда нервничаю. Я ожидал, что вы будете выглядеть по-другому, но это не ваша вина. Нужно найти лучший способ видеть эфир. От ящиков Бэрда никакого толка. Может, нужен какой-нибудь аппарат с кристаллами Целльнера, обладающий гиперзрением. Знаете, когда-то я даже одобрил подобный проект. Но в моем возрасте сталкиваешься с тем, что никогда не уверен, нова ли эта идея или ты просто о ней забыл.
Уэст сморщил губы и подобрал упавшего солдатика. Потом встал и прошелся по кабинету стариковской походкой, со сложенными за спиной руками, запер дверь и вернулся в кресло.
– Как поживает ваша мать? – спросил он.
– Мы давно уже не разговаривали, – ответил Питер. – Она до сих пор работает в министерстве труда.
– Это я как раз знаю. Очень жаль. Ей бы хотелось с вами поговорить, я думаю.
Питер промолчал.
– Чем я могу быть полезен, Питер? Вы пришли с сообщением от Мэнсфилда, вашего Си, да?
Питер уставился на солдатиков на столе. Он вспомнил первую игру с Уэстом, когда старик позволил ему выиграть. Сейчас он ощущал то же самое – все тщательно спланированные намеки и аллюзии растворились под взглядом серебристых глаз премьер-министра.
– Дело не только в этом, – медленно выговорил он. – Вы же знаете, я никому не говорил о вас и моей матери.
– Я знаю. У нас хорошо получается недоговаривать.
– Но мне нужно кое-что по работе. Если вы мне это дадите, я буду молчать о… о том, чего нельзя произносить.
Уэст вздохнул.
– Я этого боялся, – сказал он. – Вы сердиты на меня.
– Нет.
Он просто ненавидел тайны и ложь.
Премьер-министр откинулся назад.