Страна за горизонтом

Судя по воспоминаниям Валентина Петровича, летом 1927 года он предложил молодым фельетонистам авантюрный фабульный ход для первого совместного романа: «сюжет о бриллиантах, спрятанных во время революции в одном из двенадцати стульев гостиного гарнитура». Сам Катаев видел себя в роли Дюма-отца, наводящего финальный лоск на тексты начинающих литераторов. В обговоренных условиях «тройственного союза» фигурировал золотой портсигар (предмет особого шика), которым дебютанты должны были одарить «мэтра» с первого гонорара.

Сам того не ведая, Валентин Катаев стал «повивальной бабкой» гениальной двойни советской литературы. Прочитав рукопись «Двенадцати стульев», он понял, что никакого покровительства Илье Ильфу и Евгению Петрову уже не требуется, и убрал свое имя с титульного листа.

Дочь писателя Александра Ильф рассказывала: «Вероятно, история соавторства не знает такой поразительно дружной пары. Они были половинами единого целого. Они дополняли один другого. У них был разный круг друзей и жены с несхожими характерами. Дети разного возраста. Разные вкусы и разные пристрастия. Все десять лет совместной работы, встречаясь почти ежедневно, они обращались друг к другу на “вы” (и вовсе не потому, что Ильф был на пять лет старше). Но это был единый организм, один писатель – “ИЛЬФПЕТРОВ”».

Свой третий роман, «Одноэтажную Америку», авторы создавали необычным для себя способом – порознь, по главам, согласовав лишь общий план книги. Как впоследствии признавался Евгений Петров, «двадцать глав написал Ильф, двадцать глав написал я, а семь глав мы написали вместе, по старому способу». Исследователи (в их числе близкие друзья писателей Ю. Олеша и В. Шкловский) сделают несколько попыток вычленить по тексту, кто именно что создал: начало, середину или финал. Оказалось, что соавторы, которых насмешливо именовали «сиамскими близнецами», выработали единую стилистику, неотличимый литературный почерк.

Золотым портсигаром, полученным по договору, Валентин Петрович Катаев все же остался недоволен. В подарок ему преподнесли портсигар маленький, дамский.

«Мне скучно строить социализм, – говорит Остап Бендер. – Что я, каменщик в фартуке белом?» Последняя фраза отсутствует во всех изданиях «Золотого теленка», кроме первого (1931). По всей видимости, бдительные редакторы оберегали читателя от ненужных аллюзий на В. Брюсова:

Каменщик, каменщик в фартуке белом,
Что ты здесь строишь? Кому?
– Эй, не мешай нам! Мы заняты делом,
Строим мы, строим тюрьму…

В отличие от феерически смешных «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка», отобразивших 1920-е годы и надолго ставших культурным кодом советской интеллигенции, книга-путешествие «Одноэтажная Америка» создавалась в иное политическое время. Литература, как и вся советская жизнь, запахнулась серой сталинской шинелью.

До Ильфа и Петрова, в 1930 году, в США побывал автор «Красного дерева» и «Повести непогашенной луны» Б. А. Пильняк. Литературным результатом его поездки стал «О’кэй. Американский роман». В первый день пребывания писателя в Нью-Йорке был арестован в Коломне его отец, земский ветеринарный врач (по делу «контрреволюционного заговора микробиологов и ветеринаров»). Таковым оказался фон для написания американского травелога Пильняка, до краев наполненного советским пафосом и забористой критикой заокеанского капитализма.

Иногда литературные цитаты могут перекликаться самым мистическим образом. Натужно старавшийся «строить социализм» Борис Пильняк напишет: «Разве не стоит жить только для того, чтобы видеть эту эпоху, – даже только видеть? – и разве не вдвойне чудесно быть – ну, хотя бы каменщиком эпохи?!»

В 1932 году Ильф и Петров начали работать в газете «Правда» в только что созданном отделе литературы и искусства, который возглавил старый «гудковец» А. Эрлих. Приход беспартийных соавторов в ведущую газету страны открывал им возможности большей финансовой и социальной стабильности: безденежье, «литерное» питание и «квартирный вопрос» всегда присутствовали в советской жизни. С другой стороны, жанр фельетона («жанр последней страницы») позволял хотя бы формально быть несколько в стороне от «большой» сталинской политики, если такое вообще было возможно в годы террора. Тем не менее Ильф и Петров не восславляли сталинскую коллективизацию, не требовали расправы с «вредителями» и не составляли политических доносов на коллег.

Евгений Петров