Страницы из летной книжки

Механики, подсвечивая фонариками, осматривают самолет снизу и сверху: крылья, фюзеляж, хвостовое оперение — нет ли пробоин. Через три-четыре минуты машина осмотрена, заправлена и мы снова летим... И так один за другим семь боевых полетов, а восьмой — на разведку войск противника. Выбор цели бомбежки свободный.

Маршруты разведки знакомы. Память надежно хранит конфигурацию леса, перелесков, линии дороги, излучины. Малейшее изменение в знакомых картинах должно обратить на себя внимание, насторожить, заставить понять, разгадать. По любым кажущимся мелочам мы должны определить главное — передвижение и дислокацию войск противника. Однако задание очень опасное, трудное. Какова погода на маршруте, какой силы и направления ветер на разных высотах, а в связи с этим — какова будет продолжительность полета, расход горючего, где застанет нас рассвет, ведь ночи уже короткие, а на наших «фанерках» лететь за 80-100 километров от линии фронта очень даже опасно. Короче, какой избрать профиль полета? На этот вопрос можно ответить только в полете. А противовоздушная оборона противника... В общем, многое нас волновало, но идти-то все равно надо.

— Какую высоту изберем, командир?

Смирнова задумалась. Это совсем не просто предугадать, что выбрать. В боевой обстановке, отправляясь в дальний полет, каждый летчик, чтобы обезопасить себя, старается забраться повыше. Высота может спасти, когда потребуется спланировать. Но с другой стороны, когда летишь низко, тебе нестрашны зенитные орудия, которых немало на территории, занятой врагом. Снаряды летят вверх на одну-две тысячи метров, а ты можешь проскочить невредимой на высоте триста метров. Правда, тогда могут сбить из малокалиберной пушки, из пулемета и даже из винтовки, но это уже дело случая. Нас прикрывает ночь.

— По обстоятельствам, — отвечает комэск.

Кряхтит и стонет наш фанерный По-2, карабкаясь в небо. Пересекли пролив на высоте семьсот метров. Справа остается Керчь. Слева — Эльтиген. С грустью вспоминаю о десантниках, как летали на помощь к ним. Немцы пока удерживают берег. С Ак-Бурну ударила зенитка, Смирнова убрала газ. Прошмыгнули на высоте пятьсот метров и через высоты, что западнее Эльтигена, выскочили на шоссе. Я сбросила САБ, ничего особенного не увидела. Дала курс на станцию Семь Колодезей. Смирнова повела машину с набором высоты.

Погода сегодня, как говорят авиаторы, звенит. Ясная звездная ночь и луна. Но ни луна, ни яркие звезды нам сегодня ни к чему. Хотя бы слабенькая облачность появилась. Хоть самая маленькая, чтоб при надобности можно было бы спрятаться. Но, как назло, кажется, до звезд можно дотянуться рукой.

— Следи за воздухом. — Голос у Смирновой будничный, ровный.

Я завидую ее невозмутимости. Черт возьми, неужели она никогда не мечтает об уютном доме, тишине и комфорте! А я мечтала, может быть, чаще, чем следовало. Но это не значило, что я могла предпочесть тыл и уехать. Конечно, я подозревала, что комэск просто здорово научилась владеть собой. Ну подумайте, кто станет с энтузиазмом надевать летное снаряжение и лететь ночью к черту в пасть, в огонь и в непогоду? Об этом сама Смирнова как-то сказала: «Совсем неважно, что ты думаешь о полетах максимум. И главное тут не энтузиазм. Важно сохранить самообладание ради цели, ради победы». Ради победы она не щадила ни себя, ни других. Когда Смирновой предлагали в чем-то помощь, она скупо роняла: «Сама. Авторитет — дело такое, его завоевывать надо». И в этом был резон. В эскадрилье царил порядок, экипажи выполняли задания в сложнейших метеоусловиях. Однажды вернулся экипаж с бомбами. «Почему?» — «Облачность низкая». Комэск доверяла девчатам. Если они докладывают так, то, значит, действительно низкая. Экипажу просто не хватало опыта при полетах в сложных метеорологических условиях. Раз так, то надо потренировать. И послала своего штурмана Героя Советского Союза Дусю Пасько в полет с неопытной летчицей. Она ценила исключительную профессиональность и редкую теплоту души своего штурмана, а главное — верила ей.

Подлетаем к узловой станции. Там пересечение дорог, железной и шоссейной. Один за другим я сбрасываю два САБ-5 и в свете «люстр» вижу на железнодорожных путях много составов. Докладываю комэску.

— Вот и ударим по станции, — решает она. — Попадешь?

— Постараюсь.

Все вокруг спокойно, тихо, мирно. Мерцают звезды. Но я знаю: внизу наготове прожекторные установки, которые в любую секунду могут ударить по машине слепящим молочно-белым светом. А вслед за светом вспорют небо «эрликоны». «Только бы попасть в состав, — думала я, — только бы попасть и уничтожить. Все остальное не существует...»

— Сколько высоты у меня в запасе?

— Достаточно... Внимание...

Будто услыхали меня внизу. Замельтешили лучи. Впереди, по сторонам, сзади. Вот-вот заденут самолет, и тогда обрушится на нас железный смерч. От напряжения ноет спина, с трудом сдерживаю желание отвалить в сторону, свернуть, уйти от гремящего огня, спрятаться.

— Так держать!

Только бы не попали в бензобак или в мотор. Пусть уж лучше в крылья.

— Чуть лево. Так держать!

Сбрасываю бомбы.