— С попутным, к морю!
На станции полыхает, разгорается пожар. Летчица за счет пологого планирования и попутного ветра развивает скорость, о которой немцы, наверное, и не подозревали. Выскакиваем из огня, но домой нам еще рано.
— Командир, курс двести двадцать. Идем к Владиславовке.
Это конечный пункт нашей разведки. По дороге видно интенсивное движение. В основном к фронту. Запоминаю координаты. От Владиславовки берем курс на восток. Я с трудом борюсь со сном, с усталостью. Ведь это уже восьмой полет. В общей сложности уже девять часов в воздухе, не считая трех-, пятиминутных перерывов на земле между вылетами. Девять часов в тесной, продуваемой насквозь кабине. Это очень много, восемь-девять вылетов за ночь. А меньше нельзя: надо скорей подавить сопротивление гитлеровцев и освободить Крым. И мы летаем, хотя измотаны вконец. Хочется встать, потянуться, пройтись... Но нельзя! Мы вынуждены действовать без пауз и остановок, в том именно темпе, который задан внешними обстоятельствами. От шума, вибрации, а главное, от безотрывного длительного и напряженного внимания голова тяжелеет и отказывается думать. Где же взять силы? Я пытаюсь разогнать сон упражнениями: резко поворачиваю голову в стороны, вверх, вниз, вращаю ею, рискуя сломать шею, подпрыгиваю на сиденье... Но тут проявляет недовольство Смирнова:
— Самолет развалишь...
Она резко скользит вниз, снижается до предельно малой высоты. Одно неверное движение ручки — и самолет с грохотом врежется в землю. Однако в целях безопасности это необходимо: уже светает, и немецкий истребитель легко засечет По-2 на высоте, а над самой землей нас надежно прикроет темно-голубая утренняя дымка.
Такой полет очень сложен для штурмана. Поле зрения сужается, трудно ориентироваться. Однако ориентиры набегают именно те, которые я ждала, выучила на память и опознавала с первого взгляда.
Однообразно, вгоняя в сон, гудит мотор. Холодно, Слабо светятся шкалы и стрелки приборов. От этого кажется еще холодней. Я буквально засыпаю и ничего не могу поделать с собой: глаза слипаются, голова падает на грудь. Болит все тело. Я то и дело меняю положение в кресле. Глотаю шоколад «Кола», который должен бы рассеять сон. Не помогает. Усталость, усталость, усталость... Я пребываю в каком-то полубессознательном состоянии. Все это принимается безропотно, как должное. На то и война! Усилием воли заставляю себя очнуться, оглядеться. Где мы? Пролетели косу Тузла. Идем к Тамани. Здесь все так просто, понятно, что заблудиться негде.
— Через пятнадцать минут пролетим Тамань, — докладываю командиру.
В расчетное время проплыла под самолетом Тамань. Тут поворотный пункт маршрута. Я сообщаю новый курс, скорость, высоту на новом этапе.
— Через десять минут Сенная.
Как здорово все получилось у меня! Эх, кто бы только видел! И похвалиться некому. Под это хвастливое настроение я незаметно опять засыпаю. На минуту, две, пять?..
— Штурман, время истекло, где Сенная?
Я встряхиваю головой, прогоняя сон, тру глаза, которые почему-то ничего не видят, и хрипло отвечаю:
— Курс прежний. Сейчас будет...
Но Сенная почему-то не показывается. Я жду еще минуту. Нет, не открылась. «Ну и черт с ней, — думаю, — долетим до Фанталовской, там определюсь и подверну». Это решение я принимаю бодро, понимая, что сама себя обманываю. Проходят минуты, а я не вижу ожидаемого. Чувствую, пламенем охватывает лицо. «Что же это такое? Заблудилась? Не может быть! Стыд-то какой!.. А еще хотела показать класс полета...»
Впереди замечаю населенный пункт. «Сенная? Все вокруг как на карте. Вот только время не совпало. Выходит, скорость неточно определила. А если это не Сенная?»
Лицо жгуче горит. А как все шло прекрасно! Почему? Стоп! Работать! Я напряженно смотрю вперед, но населенного пункта нет, провалился... «Еще пять минут лету, — успокаиваю себя, — можно еще увидеть».
Слышу:
— Где летим?
Вот оно, началось! Невольно голова втягивается в плечи, а тело сжимается в комок. Время вышло. Внизу незнакомая местность. Я ни жива ни мертва, не чувствую своего тела, убита горем и стыдом. «Потеряла ориентировку! Потеряла ориентировку! Поте...»
— Где летим? — откуда-то издалека доносится голос командира, выводя из оцепенения.
Если бы я знала... Что делать? Признаться, что лечу наобум? Попросить подняться выше? Ведь все мелькает внизу, все сливается... Попросить помощи? Нет, ни за что! Не может быть, чтоб не восстановила... Район-то знаю...